Инопланетянка варвара - [11]

Мне удается вставить все три пальца на ее ноге, а затем осторожно перевязать их кожаными полосками, чтобы удерживать их на месте, до того, как меня выворачивает. Едва мне удается выбраться из пещеры, как меня начинает тошнить. Затем я ногой засыпаю снегом то место, где меня стошнило, при этом испытывая к самому себе отвращение. Я уже вправлял сломанные кости своим соплеменникам. Я вправлял сломанные кости самому себе. Меня никогда не тошнило при мысли о причинении боли.

Эта маленькая женщина уже изменила меня.

Мой кхай напевает у меня в груди, призывая меня вернуться к ней. Я возвращаюсь, и она в моих шкурах выглядит такой маленькой и хрупкой, такой несчастной. И еще грязной.

Я убеждаю себя, что должен раздеть ее, чтобы проверить, нет ли еще ран. Что, когда она проснется, ей бы понравилось, что у нее чистые волосы и кожа. И все это время мой кхай напевает и ритмично пульсирует свое согласие. Он хочет, чтобы я коснулся ее. Заявил права на нее. А я не могу устоять перед этим непреодолимым зовом.

Я настраиваю треногу над огнем и вешаю заполненный снегом пузырь для приготовления пищи. Снег растает и нагреется, тогда я смогу помыть ее. Сейчас нужно заняться своей парой.

Ее грязная одежда странно изготовлена, и мне требуются несколько минут, чтобы стянуть ее с тела. А после этого я отбрасываю ее, чтобы позже отмыть. Похоже, что она состоит из двух частей — длинная туника, которая достигает бедер, и крошечная набедренная повязка, которая меня немного сбивает с толку. Это носят для защиты? Она едва покрывает ее бедра, и вполне очевидно, что люди не выносят экстремальных температурных условий, будучи на открытом воздухе. Поэтому она такая бледная и больная? Разве она не выходит наружу?

Когда моя пара обнажена, я вижу различия в наших телах более очевидно. Кхай у меня в груди напевает громче, чем когда-либо, но я не собираюсь наваливаться на больную женщину в бессознательном состоянии и спариваться с ней, так что я игнорирую его. Вместо этого, я раздавливаю мыльные ягоды в нагретую воду и разбалтываю. Тогда я увлажняю руки и скольжу ими по ее коже, чтобы отмыть человека.

И если быть честным с самим собой, то и ради того, чтобы прикоснуться к ней. Мой член твердый как камень, с первого прикосновения моей кожи с ее, но я смогу вынудить себя игнорировать его. Она грязная, ослабевшая и очень усталая.

И она ненавидит меня.

Эта мысль заставляет меня сдержаться и быть гораздо сильнее, если ничего другого не остается. Я по нескольку раз чищу пальцами ее бледную плоть, протирая более грязные места, и исследую ее. Она мягкая везде, ее кожа без характерных, защитных наростов, которые имеем мы, ша-кхай, над нашими наиболее уязвимыми частями тела. Кроме того, она практически полностью безволосая, что нахожу чудным. Кожу моих людей покрывает пух, но у нее она раскрыта для холода. Неудивительно, что она так быстро мерзнет. Единственные места, где у нее растут волосы, — на голове и у нее между ног. Я помню, что Вэктал рассказывал нам о людях и их странной анатомии. Он утверждал, что у его Шорши между ног есть третий сосок. А у этой то же самое? Возбужденный любопытством, я скольжу рукой между ее бедер и пальцами раздвигаю ее половые губы. Безусловно, обнажается достаточно маленький комочек плоти. Он находится в верхней части ее щели и отражает возбуждение. Как раз, когда я прикасаюсь к нему, в воздухе начинает витать аромат ее возбуждения.

Я нуждаюсь в ней.

Я закрываю глаза, желая заставить себя быть сильным. Мой кхай непрерывно пульсирует, полный тоски. Это напоминает мне обо всем том, чего раньше у меня никогда не было, и обо всем, чего я так отчаянно хотел уже будто целую вечность.

Она будет первая у меня во всем. Моя первая пара. Моя первая любовница. Мать моих детей. У меня немного дрожит рука, когда я отпускаю ее половые губы, борясь с желанием поласкать мягкие складочки, поблескивающие возбуждением. Если она отвечает на мои прикосновения даже в бессознательном состоянии, то кхай уже работает в ней.

Я надеюсь, что она скоро проснется.

Мысль о пробуждении моей пары внезапно дает мне осознать, что пора приступить к действиям. Она будет нуждаться в еде и питье, и теплой, новой одежде. У нее будут вопросы…, и она будет сердита на меня. По непонятной причине, мысль о ее гневе меня забавляет. Такое впечатление, будто в своем затруднительном положении она обвиняет меня. Будто я могу управлять кхай и сам выбрать себе пару. Я фыркаю и снова начинаю отмывать ее грязную кожу. Грязная вода стекает с нее, и требуется мыть бесчисленное количество раз, пока ее кожа не приобретает свежий вид, который меня удовлетворяет. Я также промываю ее волосы, и это неожиданно поражает меня, потому что то, что мне показалось темным и ничем не примечательным, теперь приобрело темно-золотой цвет. Они мягкие и слегка запутались, и я вынимаю гребень с двойными зубцами из своей сумки, а затем медленно вычесываю по горсткам разделенные влажные локоны, пока они не начинают выглядеть опрятными и мерцать в свете от костра, и протекают сквозь мои пальцы как мягкая, покрытая перьями листва