Иноходец - [10]

Саша украдкой поморщился — от отца пахло какой–то затхлостью. В «Секонд Хенде» он, что ли, одевается?

Растроганный Трошин покрутил сына так и сяк, похлопал по плечам, ощупал бицепсы.

— Вырос! Возмужал… Давай, — сказал, — в кафе посидим, дома я ремонт затеял.

Саша видел, что отец растерян и домой вести его побаивается — слишком много говорит, в затылке то и дело скребёт и глаза отводит. В общем, как перед дракой, если заранее струсил.

«В кафе, так в кафе, мне пофиг», — подумал Саша.

Отец заказал по салатику, кофейку заварить попросил, бутылку Гжелки принесли. Саша обратил внимание, как у отца мелко–мелко подрагивали руки, когда тот разливает водку. В предвкушении выпивки папаша стал оживлённым, плечи расправились, кожа на щеках подтянулась и заалела. Куда только делся затюканный жизнью интеллигент. Он сыпал цитатами, попытался даже пофилософствовать на тему «отцы и дети».

От водки Саша отказался, не пью, пояснил, спортом занимаюсь. Отец похвалил, свою рюмку тоже отодвинул, а потом скоренько сцапал и вылил в себя, только кадык дёрнулся.

— Как ты, папа? — спросил Саша

— Да что я, сынок, — засуетился тот, наливая вторую. — Работаю в районной газете, в отделе писем, не бог весь что, конечно. Иногда удаётся тиснуть статейку, за отдельную плату, естественно, — хихикнул он. — Вот и сегодня гонорар получил, — Трошин любовно оглядел стол и потёр руки. — В общем, живу, сынок. Как все…

Саше почудилось, что папаша хотел сказать: «как все советские люди».

«И этот тоже — как все».

Саша смотрел, как его некогда блестящий отец целится вилкой в редиску, в то время как глаза косят на бутылку. Посмотрит на сына, вроде бы потянется к нему нутром, а зрачки тут же убегают к сосуду с пойлом. Стёкла очков запотели, на лбу отца выступили крупные капли пота, одна повисла на кончике носа.

— Вы то как? Мама здорова? Нелегко сейчас, наверное. Ты, сын, береги маму. И обращайся, если что. Помогу, — обнадёжил отец.

Саша чуть было не разбил бутылку об его голову:

— Какой из тебя помощник! Ты посмотри на себя… На, утрись, — Саша выдернул из пластмассового стаканчика пачку салфеток и швырнул на стол перед отцом.

— Зачем ты так, сынок? — отец засопел. — Я к тебе всей душой…

Саша поднялся:

— Мне пора.

Обиженное лицо отца разгладилось. Саше показалось, что тот вздохнул с облегчением. Похоже, он обрадовался, что сын так ничего и не попросил. Саше почудилось, что отец в уме подсчитывает, сколько дензнаков он сможет утаить от жены.

Назад Саша возвращался на электричке, денег на маршрутку не было. Последние копейки он потратил в соседнем с кафе хозяйственном магазине, купив бутылку растворителя.

Его трясло. Это надо же, о маме заговорил! Придётся, видно, кланяться Мирону. Тот, похоже, связан с националистами. Не к Кириллу же обращаться? Вот мамуля бы обрадовалась. Но сначала — дело.

Электропоезд лязгал сочленениями. Закатное солнце лихорадочно семафорило «SOS» в просветах деревьев. Вспышки вышибали слезу из воспалившегося глаза.

Контролёры, похоже, смену закончили. Билеты никто не проверял. Перед самым городом в голову состава проследовал полицейский наряд — два сонных сержанта. Они внимательно посмотрели на притулившегося у окна — правой, здоровой, щекой к проходу — парня. Трезвый, одет прилично, спортивная сумка. Возвращается хлопец со сборов. Полицейские прошли мимо, не закрыв за собой дверь в тамбур. Электропоезд, погромыхивая на стрелках, нырнул под новый пешеходный мост на последней перед Петербургом станции.

* * *

Grand Cherokee собаковода стоял, как и обычно, на превращённом колёсами в грязное месиво газоне. Джип перегородил пешеходную дорожку, до детской площадки он не доехал пару метров. У левой дверцы белела втоптанная в землю газета. Почему–то именно этот брошенный под ноги еженедельник взбесил Сашу особенно. Он невольно сравнил сегодняшний полинявший облик отца с образом успешного журналиста, мужчины–победителя, долгие годы являвшемуся маленькому Саньке в фантазиях. Контраст между грёзами и реальностью поразил его. Это всё равно, что сравнивать свежий хрустящий, пахнувший типографской краской номер с брошенным в лужу бульварным листком, о который вытирают испачканные туфли.

Дела было на пять секунд — облить задние колеса растворителем. Остатками пахучей жидкости Саша окропил злополучную газету, пустая посудина полетела под машину. Фыркнула спичка — и отблеск пламени, охватившего джип, осветил удаляющуюся спину юноши и весело заплясал на стёклах пятиэтажки.

Три хлопка — два негромких, когда лопнули задние колёса, и один мощный, похоже, рванул бензобак — Саша услышал, когда был уже далеко, на другой стороне проспекта. Зарыдала сигнализация черокки, её предсмертный вой подхватили соседние авто. Ночную тишину микрорайона вспорола пожарная сирена.

— Чего это от тебя ацетоном шмонит? — сладко зевнув, спросил Борзый, пропуская друга в квартиру.

— Нюхал, — усмехнулся Саша. — Я переночую?

— О чем базар, Санёк, — Борзый дождался, пока приятель разденется. — Хавать будешь?

— Нет, меня батя накормил на всю оставшуюся жизнь, — скривился Саша.

День Саша провёл, слоняясь по городу, сходил в кино. Тренера он встретил возле агентства. Тот в свободное от преподавания физкультуры время пробавляется продажей недвижимости, работал подпольным риэлтором, на свободных, так сказать, хлебах.