В полях был серый, тающий снег, были нищие ветки берез на мглистом небе. Катафалк с дубовым гробом жалко подпрыгивал на ухабах. Было невероятно сознание: Анненский мертв.
Сказать, что это он весь этот ужас тела.
Он лежал в гробу торжественный, официальный, в генеральском сюртуке Министерства народного просвещения. И это казалось последней насмешкой над ним - Поэтом.
Я закончу "портрет" Анненского, далеко не полный, увы! - ведь нельзя, после короткой дружбы, узнать всего человека, даже когда он вложил всего себя в гениальные строфы, - закончу еще одним прозаическим отрывком из того же посмертного издания его стихов, где таким страшным иносказанием рисует он свою исстрадавшуюся душу. К людям, к тем поколениям, что примут его духовное наследство, почувствуют в его муке очистительный и плодотворный свет любви, обращен этот отрывок. Он написан за три года до его смерти.
Эпиграф: "Je suis le roi d'une tenebreuse vallee" (Stuart Meril)
{"Я - король сумрачной долины" (Стюарт Мерил) - (франц.).}.
"Я - чахлая ель, я - печальная ель северного бора. Я стою среди
свежего поруба и еще живу, хотя вокруг зеленые побеги уже заслоняют
от меня раннюю зарю.
С болью и мукой срываются с моих веток иглы. Эти иглы - мои
мысли. И когда закат бывает тих и розов, и ветер не треплет моих
веток, - мои ветки грезят.
И снится мне, что когда-нибудь здесь же вырастет другое дерево,
высокое и гордое. Это будет поэт, и он даст людям все счастье,
которое только могут вместить их сердца. Он даст им красоту оттенков
и свежий шум молодой жизни, которая еще не видит оттенков, а только
цвета.
О, гордое дерево, о брат мой, ты, кого еще нет с нами! Что за
дело будет тебе до мертвых игол в создавшем тебя перегное!..
И узнаешь ли ты, что среди них были и мои, - те самые, с
которыми уходит теперь последняя кровь моего сердца, - чтобы они
воздвигали тебя, Неизвестный...
Падайте же на всеприемлющее черное лоно вы, мысли, ненужные
людям! Падайте, потому что и вы были иногда прекрасны, - хотя бы тем,
что никого не радовали...".
