Инквизитор - [4]

Мои опусы не остались незамеченными. В последнем перед выборами интервью, которое Темная Лошадка дал корреспонденту телевидения, на вопрос о его отношении к прессе и о его реакции на нападки он лишь пожал плечами: «Вы лучше меня знаете, как горек хлеб журналистов. В отличие от гетер, которые торговали своим телом, журналисты всегда были вынуждены торговать душой. Впрочем, статьи (тут он назвал мою фамилию) представляют для меня интерес. Он пытается оперировать логикой, а, как известно, от логики до объективности всего шаг». После его победы на выборах и обращения к стране, в котором он потребовал в ультимативной форме особых полномочий, все газеты, радио и телевидение начали вещать о наступлении самой мрачной в истории России диктатуры. Демократы, коммунисты, «красно-коричневые» — все дружно впряглись в одну упряжку, коренником которой стал спикер Государственной думы. Этот бедняга мотался по стране с лозунгом «Демократическое Отечество в опасности!».

Увы! Народ безмолвствовал. Он устал от политики, он устал от демократии. Он хотел лишь спокойной жизни, без выстрелов и без скачков цен.

А президентский канал, созданный на второй день после выборов, выплескивал в эфир информацию о насилии и разграблении национальных богатств, царящих в стране.

Я посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого. Делать ничего не хотелось. Наспех позавтракав, я опять лег в постель. Однако заснуть сном Наполеона после Ватерлоо мне не удалось. В дверь позвонили.

2. Неожиданная встреча

Отвечая на вопрос, хочет ли он остаться генпрокурором, г-н Казанник сообщил, что отдает свою судьбу в руки сенаторов, и пообещал, что, в случае если его восстановят в должности, он «будет представлять ежегодный отчет о проделанной работе и наиболее крупных делах, а также бороться с телефонным правом, которым пользуются президент Ельцин и другие должностные лица».

Сегодня, № 64, 1994 г.

* * *

На пороге стоял верзила метра под два с интеллигентной внешностью, одетый в безукоризненный коричневый костюм.

— Разрешите?

Я молча посторонился, пропуская его в переднюю, затем жестом пригласил пройти в комнату.

— Благодарю. Я на одну минуту. Дело в том, что вас просит прибыть к нему президент. Он прислал машину.

— Я что, арестован?

Глаза детины заискрились весельем. Было видно, что ему стоит большого труда сдерживать смех. Это разозлило меня.

— С чего вы взяли. Это частное приглашение. Просто мне поручили отвезти вас на место встречи. Президента сейчас нет в городе.

— А если я откажусь ехать?

— Это ваше право. Я передам президенту.

— Ваш президент не будет шокирован, если я приеду к нему в джинсах и свитере?

Он уже не скрывал усмешку, и это вконец определило мое отношение к нему.

— Если вы познакомитесь с ним поближе, вы увидите, что его трудно шокировать.

Поколесив по Москве, машина выехала за город.

Детина упорно молчал, я тоже не имел желания начинать разговор. Наконец мы свернули с шоссе и поехали по грунтовой дороге. Еще минут через двадцать машина въехала во дворик небольшого двухэтажного особняка из белого кирпича.

Мой смешливый попутчик предупредительно открыл дверь и пропустил меня в просторный холл с полом, покрытым толстым коричневым ковром. Детина начал подниматься по широкой деревянной лестнице на второй этаж. Я следовал за ним.

В маленькой уютной комнатке, обставленной как кабинет, за столом, уставленным телефонами и пультами селекторной связи, сидел Темная Лошадка.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Я давно искал случая с вами познакомиться. Должен также признаться, что меня крайне огорчало ваше явно враждебное отношение к моей кандидатуре, потому что вы единственный журналист, чьи заметки, посвященные моей скромной персоне, я читал с интересом. Мне кажется, в нас много общего. И в первую очередь — страсть к анализу и логике. Именно поэтому вы единственный, кто понял, что я собой в действительности представляю, и ваш интерес ко мне (тут его глаза заискрились таким же весельем, как у его сподвижника, что опять начало вводить меня в состояние раздраженности) кажется искренним. Ведь за период предвыборной кампании вы ни о ком кроме меня не писали.

— Ну зачем же так скромно. О вас писали почти все, особенно под занавес. Вы у всех вызывали жгучий интерес.

— Именно под занавес. Когда стало ясно, что я победил. Но, как я заметил, всех интересовал не столько я, сколько обстоятельства, которые привели меня к победе.

— В некотором роде. Хотя феномен Темной Лошадки интересен сам по себе.

— Вам было бы, наверное, интересно разобраться в этом феномене?

— Не скрою. Но и в обстоятельствах, его породивших, тоже.

— О, обстоятельства примитивны. Во-первых, новое всегда интересно. Во-вторых, у никому не известного кандидата мало врагов среди избирателей. Он просто не успевает их нажить. В-третьих, на начальном этапе его никто не принимает всерьез, следовательно он имеет некоторое преимущество в марафоне, а это очень важно, поскольку у него имеется время проанализировать тактику соперников, которая у всех схожа и разработать свою, резко отличающуюся от всех. Это сразу же бросается избирателю в глаза. Если же это подается под особым соусом, то в мозгу избирателя откладывается сигнал: «это хорошо». Когда же соперники начинают понимать, что проигрывают, срабатывает инстинкт стаи, и они разом набрасываются на лидера, после чего уже срабатывает так называемый ельцинский синдром: чем больше обливают помоями, тем выше популярность в простом народе. И так далее.