Инквизитор - [13]

— Это мой окончательный вердикт, — ответил мастер Оми.

— Теперь вы передадите мое дело другому инквизитору?

— Пятерых вполне достаточно для этой цели.

У Тори перехватило дыхание, ибо уже полгода, прошедшие после смерти Арнода, следствие определяло всю ее жизнь. До начала расследования существовала другая, более простодушная Тори, которая считала нерушимыми свои привилегии члена Консорциума.

— Значит, я свободна и могу уехать отсюда?

— Вы свободны, насколько это позволяют ваши ресурсы. — Когда мастер Оми повернулся, чтобы уйти, темная магия его внешних рук вздулась, обнаружив ярко поблескивающие конечности. Он беззвучно вышел в холл, исчезнув из поля зрения Тори.

Молодая женщина слишком устала, чтобы подняться с кресла. Вместо облегчения ее одолевали сомнения. Благодаря Арноду у нее не было денег, а благодаря неопределенным вердиктам пяти расследований — не было работы. Цели у нее тоже не было.

Квартирная хозяйка, пожилая женщина-соли, очарованная в свое время неискренной лестью Арнода, просунула в комнату сморщенное лицо.

— Мастер Оми сообщил мне, что ваше расследование окончено. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы сразу же съехали, — резко сказала она, нервно проведя рукой по густым рыжим локонам. — Другой съемщик уже ожидает эту квартиру.

Тори постаралась сохранить спокойствие, хотя понятия не имела, куда ей идти.

— Как я смогу покинуть место, связанное с такими приятными воспоминаниями? — промолвила она, подражая ироническому тону Мирель.

— Полагаю, вы достаточно хладнокровны, чтобы жить там, где убили вашего мужа, — угрюмо обронила хозяйка.

Горько усмехнувшись, Тори заставила себя подняться и подойти к стоявшей в дверях женщине. Она испытывала странное чувство, как будто окружающий мир внезапно уменьшился в размерах. Тори не была высокой, но хозяйка со времен Арнода стала еще более сутулой — следствие старит даже тех, кто едва с ним соприкасается. Тори пыталась вспомнить дружеские разговоры и угощения фруктами, которыми баловала ее хозяйка в былые дни.

— Вы разочарованы, что инквизиторы не признали меня виновной, не так ли?

— Калонги знают лучше, кто виновен, а кто нет, — неохотно признала хозяйка, — но они не сказали, что я должна вам доверять.

Тори улыбнулась, притворяясь, что слова женщины ее позабавили.

— Я съеду через несколько дней. Сначала мне нужно приготовиться к путешествию. — Она не стала дожидаться мнения хозяйки на этот счет, зная, что оно не может быть положительным.

Когда Тори шла по холлу, из соседней квартиры вышел племянник хозяйки и скрестил на груди руки, покрытые машинным маслом.

— Тетя уже вас вышвырнула? — осведомился он. Это был долговязый молодой соли, который до расследования постоянно бросал на Тори похотливые взгляды.

— А вы когда-нибудь намерены починить световую панель в моей гостиной? — задала она встречный вопрос, устремив на парня холодный взгляд, заставивший собеседника почувствовать себя неуклюжим юнцом. В действительности он был старше Тори.

Выражение его лица соединяло неловкость и возмущение.

— Я не войду в квартиру, пока вы в ней живете.

— Вам незачем беспокоиться, — отозвалась Тори. — Я убиваю только своих мужей. — Она пожалела о своем сарказме, когда молодой человек испуганно отшатнулся. — Меня не признали виновной, — добавила Тори, но было уже поздно, так как он закрыл дверь и не слышал ее слов.

Рано утром, спустя пятнадцать миллиспанов после окончания расследования, Виктория Мирель стояла, прислонившись к белой каменной стене северной границы поместья Пера Валиса. Утро пахло шалфеем и пылью; воздух был настолько сухим, что обжигал кожу. Тори облизнула губы, но они были жесткими и потрескавшимися, поэтому она стерла с них влагу, прежде чем это сделал воздух. Пение птиц казалось до боли пронзительным. Над неровными холмами поднималась пелена дыма, скрывая город.

Вчера вечером мама приветствовала ее весьма кратко, ограничившись формальным поцелуем и озабоченными предположениями относительно возможных покровителей. На рассвете Тори уже сожалела о своем резком ответе, пробудившем былые недобрые чувства. Розалинда Мирель была нечувствительна к критике или лести кого бы то ни было, за исключением дяди Пера и своих дочерей, и Тори не испытывала радости, будучи частью этого исключения. В отношении Лилы мамина слабость принимала форму чрезмерной снисходительности, а в отношении Тори ее чувства весьма неприятно напоминали страх, который она испытывала только перед прабабушкой Мирель.

Тори откинула крючок калитки. Грубые деревянные ступени, ведущие вниз, погнулись от старости, и для пущей безопасности были закреплены длинными стальными костылями, вбитыми глубоко в землю. Лестница извивалась по склону холма, слегка отклоняясь влево. Узкая полоска земли отделяла нижнюю ступеньку от участка, покрытого аккуратно подстриженной травой.

Бесплодная земля заскрипела под ногами Тори, и она поспешила в сторону лужайки. Воздух задрожал, когда Тори пересекла невидимую границу и очутилась в поместье дяди Пера. Запах сырости неожиданно ударил ей в нос, хотя она провела большую часть жизни внутри защитного пузыря поместья, а не в сухой и пустынной природной среде планеты. Слегка поежившись, Тори поспешила по лужайке к роще.