Инквизиция - [11]

– Ты ничего не принимаешь всерьез, кроме точных наук.

Я вынужден был признать, что тут она права. Меня воспитали как дворянина, отец основательно обучал меня, ибо верил в образование. Но я всегда занимался только естественными науками. История, теология, право, грамматика – все эти предметы вызывали у меня острую скуку, особенно теология. А что до сочинений фетийских философов… одно время я ненавидел Фетию просто за то, что она столько их наплодила.

– Каждая страна имеет свою эпоху расцвета, – продолжала Палатина. – Двести лет назад Фетия выиграла Таонетарную войну и получила возможность развиваться. Но затем пришла Сфера, иерарх убил своего кузена и стал императором, и все развалилось. И ты видел, как Сфера переписала историю, чтобы сделать нас злодеями той Войны.

– Но почему вы им позволили? Я знаю, тебя там не было, конечно, но почему?

– Кто знает? – Она выразительно повела карандашом. – Это случилось, и кланы постепенно отдали все Танету. Двести лет назад Танета даже не существовало.

По крайней мере это я помнил, вместе с фрагментами истории других континентов. Танет основали беженцы, спасающиеся от опустошения Войны. Острова в проливе между двумя половинами расколотого континента Экватория показались им безопасным местом для жизни, защищенным несколькими милями воды от междоусобных войн на материке.

– Что натворил один, другой исправить может.

– Теперь ты цитируешь мне фетийских поэтов? А я всегда думала, ты их терпеть не можешь.

– Я не понимаю и десятой доли того, что они говорят, но могу при случае ввернуть цитату-другую.

– В Фетии ты никогда бы не преуспел. Там даже в ассамблее спорят о поэзии – лидеры кланов читают все. Помню, я присутствовала на одном заседании, когда еще был жив мой отец. Президент Мандрагор и президент Налассель схлестнулись из-за того, сочувствует Северий войне в своих эпических поэмах или нет. – Палатина слабо улыбнулась. – Мелочь, конечно, но она показывает, как низко мы пали. Но по крайней мере у нас еще что-то осталось: наша поэзия и наша музыка. Иногда мы даже можем спорить о философии.

– Но ведь Сфера закрыла все академии?

– Есть кое-что, что ты должен понять насчет Фетии, если собираешься иметь дело с Равенной. Я говорю «Фетия», но то же самое верно для Калатара и остальных островов. Ты этого не замечал, когда был там, потому что нас держали вдали от проторенных дорог. Жизнь Фетии происходит на улице. Наши города построены вокруг площадей, наши дома и дворцы построены вокруг дворов и садов, и сам император большую часть приемов устраивает под открытым небом. И даже в своих домах мы стараемся создавать большие открытые пространства. А это значит, что мы беседуем. Мы проводим часы в кафе, парках, колоннадах, общаясь с друзьями. Мы не сидим взаперти по одному и по двое и не плетем интриг. Ничто и никогда не остается тайным, и нет никакого способа помешать идеям циркулировать. Сфера закрыла академии, запретила демонстрации как еретические и ввела религиозную полицию, чтобы ересь не обсуждалась.

Но все эти меры результата не дали. На Архипелаге так же невозможно заткнуть людям рот, как остановить восход солнца. Вот почему Сфера ненавидит Калатар – и всех апелагов. Нами она не может управлять, как другими.

– Но танетяне тоже все свое время проводят на открытом воздухе, – возразил я.

Палатина покачала головой:

– Но не так. У танетян все вертится вокруг Домов, и влиятельные люди выходят наружу лишь для того, чтобы пройти от дома к дому. В Фетии все важное делается вне дома, и ты не будешь президентом клана, если люди тебя не видят. Ты не можешь прятаться. Вот почему Сфера и Архипелаг не могут сосуществовать вечно. Рано или поздно, сколько бы времени ни потребовалось, один из них уничтожит другого.

Глава 3

Мы ждали еще две недели, но Танаис так и не появился. Небеса над Лепидором оставались неизменно серыми и мрачными, разнообразие внес лишь, пятидневный зимний шторм, пришедший с юга. Необычный циклон, пересекающий три штормовые полосы, он нанес серьезный ущерб городу Джесрадену и земле Кортьереса южнее по побережью.

Через восемнадцать дней после отплытия Олтана в Лепидор прибыла манта Барка, каждые два месяца совершавшая рейс за железом, и привезла запечатанное послание от Гамилькара.

К счастью, отец уже вернулся к своим обязанностям, думал я, неся письмо наверх. Я все еще занимался некоторыми клановыми делами, но только из чувства долга.

– Войдите, – ответил Элнибал на мой стук.

Он, как обычно, сидел за столом и выглядел почти так же, как раньше. Но вокруг его глаз появились морщины, которые никогда не исчезнут, и на минуту меня охватила ненависть к мертвому Премьеру, которая пыталась отнять у нас Лепидор. Надеюсь, она плывет в загробной пустоте, навсегда отрезанная от богов, которым якобы поклонялась.

Я вручил отцу письмо, вложенное в непромокаемый тканевый мешочек с зашитыми в него грузиками. Элнибал выразительно поднял брови.

– Там есть вещи, явно не предназначенные для посторонних глаз. – Он встал и подошел к голубому глобусу, любовно изготовленной модели Аквасильвы, которая стояла в углу на своей подставке. Крошечный изогенератор в основании окутывал модель нашего мира в постоянно меняющиеся узоры облаков. Отец слегка повернул крепление и извлек из северного полюса глобуса тонкий металлический стерженек.