Инквизиция и инквизиторы во Франции - [7]

Альтернативы не было. Оппозицией — если этот термин в данном случае вообще применим — могли выступать разве что преследуемые еретики, то есть то самое «зло», против которого боролась инквизиция.

Только самый пытливый ум мог самостоятельно взрастить в себе сорняк сомнения, но на заре инквизиции таких было немного. Большинство принимало продиктованные истины за аксиомы. Прибавим к этому культивированное чувство священного долга и получим ревностного католика, выполняющего возложенную на него «почти что самим Господом миссию», нетерпимого к любому инакомыслию, истово верящего в правильность своих действий и отвергающего любые размышления по поводу навязанных аксиом.

Но, как уже говорилось, фанатиками становились не все, а некоторые из инквизиторов обладали даже весьма широкими взглядами, чему в немалой степени способствовало полученное ими хорошее образование.

«Атеистический словарь» (1985) рассматривает «фанатизм религиозный» как «доведенную до крайней степени приверженность религиозным идеям и стремление к неукоснительному следованию им в практической жизни, полную нетерпимость к иноверцам и инакомыслящим». Это определение не вызывает никакого желания уточнять что-либо и отлично вписывается в образ средневекового инквизитора, который хладнокровно руководит палачом в допросной комнате, чужими (а то и собственными) руками доводя несчастного арестанта до состояния, в котором смерть уже кажется тому избавлением и в котором он готов отказаться от любого своего убеждения, лишь бы только пытка прекратилась.

Тем не менее этот инквизитор далеко не всегда будет фанатиком. Поясним это на простых примерах.

Не единожды проводились соцопросы, в которых людей — мирных, добропорядочных граждан — спрашивали, как бы они поступили с террористом/маньяком-убийцей/насильником-педофилом (нужное подчеркнуть или добавить неупомянутое), который попал к ним в плен. Многие давали ответы типа «запер бы в темном подвале на хлебе и воде и мучил бы медленно и изощренно, заставляя его расплатиться за все те мерзости, что он делал» или «отдал бы властям, но только если бы его пообещали казнить»[11]. Респондентами были люди разных возрастных категорий, разного социального положения, разных религиозных взглядов. Эти люди не фанатики, однако они считали оправданной крайнюю жестокость в случае столкновения с тем, что, по их мнению, являлось истинным злом. В таком разрезе подобный ответ не есть нетерпимость к инакомыслию (то есть это не фанатизм), ибо гнев респондентов вызывают не мысли, а поступки и причиненный ущерб, асоциальное поведение. И гнев этот они считают праведным. Данный пример (один из многих) наглядно показывает: верить в то, что борешься за правое дело, и исполнять свой долг, как учили, можно и не будучи фанатиком.

А вот пример из архива испанского историка инквизиции, католического священника Х. А. Льоренте (1756–1823). Некоторые следователи, становясь винтиками инквизиционной машины, с опозданием понимали, какие методы им придется использовать, и ужасались этому, но были бессильны что-либо сделать. Около 1516 года Карл V (на тот момент — принц Астурийский) получил анонимное послание инквизитора, в котором говорилось: «Некоторые из нас чувствуют это и плачут у себя дома, но не решаются об этом говорить, потому что такого снимут с должности и будут считать подозрительным в делах инквизиции. Те, кто так думает и добросовестен, покидают должность, если у них есть средства, чтобы питаться; другие остаются на службе, потому что не могут иначе жить, хотя мучаются совестью, что исполняют службу так, как это делается теперь. Другие говорят, что для них это безразлично, что так поступали их предшественники, хотя бы это было против божественного и человеческого права. Иные так враждебно относятся к обращенным[12], что полагают, будто сослужат великую службу Богу, если всех их сожгут и конфискуют их имущество без всякого колебания. Придерживающиеся такого мнения не имеют другого намерения, кроме того, чтобы заставить их сознаться в том, в чем их обвиняют, всевозможными способами».

Это письмо ясно демонстрирует, что в инквизиции служили самые разные люди с самыми разными воззрениями, и у каждого из них была своя мотивация оставаться в рядах Святого Официума.

«Задача инквизиции — истребление ереси; ересь не может быть уничтожена, если не будут уничтожены еретики; еретики не могут быть уничтожены, если не будут истреблены вместе с ними их укрыватели, сочувствующие и защитники». Эту цитату из Бернара Ги — французского инквизитора, жившего на рубеже XIII и XIV веков, очень любят приводить как иллюстрацию исключительного, туманящего взор фанатизма всей инквизиции в целом. В знаменитом романе Умберто Эко «Имя Розы» Бернар Ги показан жестоким и непреклонным, автор пишет, что Ги «интересует не поиск виновного, а сожжение приговоренного».

Но взглянем по возможности без эмоций на деятельность Бернара Ги как инквизитора.

Бернар Ги, доминиканец, епископ Лодева и инквизитор Тулузы с 1307 по 1323 год, сделал, если можно так выразиться, большую и яркую церковную карьеру. За шестнадцать лет своей деятельности в качестве инквизитора, по данным Джозефа А. Дэйна, которые приведены в работе «Инквизиторская герменевтика и наставления Бернара Ги», он вынес 637 обвинительных приговоров. 42 человека были переданы им светским властям для казни через сожжение на костре. То есть речь идет о менее чем 40 осужденных в год (из них два-три осужденных на казнь). В следующих главах мы еще поговорим о деятельности Бернара Ги, но здесь нам важно подчеркнуть, что в его практике были не только смертные приговоры, хотя общее число людей, обреченных им на наказание, выглядит внушительно.