Инициация - [8]

Погода, по меркам долины, была вполне приемлемой, что означало унылую морось. Дождь некоторое время спустя превратился в мокрый снег и угрожал перейти в снежную бурю. До заката солнца путники шагали по тропе, пролегавшей вдоль укутанных туманом горных вершин и небольшого леса с безлистными искривленными деревьями, а с последними отблесками вечерней зари прибыли к воротам обветшалого замка. Здание стояло на горном склоне; к воротам вел только шаткий подъемный мост, перекинутый через ущелье. Подъемный механизм был неисправен, к тому же мосту недоставало одной из цепей, поэтому он был постоянно опущен. Ржавая решетка ворот тоже казалась вышедшей из строя. Эти детали придали бодрости Шпиону, всегда ценившему наличие путей для спешного отступления, в случае если предстояла встреча с неизвестным.

Стоя по колено в грязи в неухоженном внутреннем дворе, он окинул взглядом покрытые мхом крыши, рытвины, разбитые статуи, поросшие сорняком сады и забитые водорослями фонтаны и не увидел большой разницы между жилищем Мока и некоторыми из руин на болоте – из тех, что получше сохранились.

– Вот дерьмо, – произнес Шпион. Пес зарычал в знак согласия.

– Да уж, у меня всякий раз мороз по коже от этого места, – сказал Торговец, не обращаясь ни к кому конкретно.

Отряд зловещих на вид слуг, одетых в темное, выдвинулся им навстречу, чтобы позаботиться о мулах и препроводить путников в главную башню. Один подступился было к собаке с намерением посадить ее на привязь, но холодный, острый взгляд Шпиона умерил его рвение. Войдя внутрь, путники скинули промокшие плащи и были усажены за банкетный стол в главном зале. О, какие это были мрачные древние палаты! Камень потрескался и заплесневел, доспехи были побиты ржавчиной, полусгнившие вымпелы изъедены молью. В воздухе стоял сильный запах дыма и плесени.

Вскоре с парадной лестницы сошел Граф в сопровождении двух дочерей, Ивонны и Ирины, женщин с бесстрастными лицами, волосами цвета стали и отчетливым фамильным сходством с женщиной из храма. Граф Мок представлял собой пустую человеческую оболочку весьма преклонных лет, с голым черепом; запавший рот, затянутые пленкой, как у змеи, глаза и сбегающая по подбородку струйка слюны завершали облик.

Все трое были одеты в черное.

Хмурые слуги принялись сновать по залу, разнося жилистое жареное мясо с картошкой и разливая дешевое кислое вино. Отца кормила Ирина, время от времени утирая его вялый рот салфеткой. Ивонна от лица Графа поддерживала беседу, подробно расспросив Торговца о его товаре и уделив особое внимание табаку с равнинных земель, который так любил ее отец. Ни та ни другая не выказали ни крупицы интереса к событиям в королевстве или в мире.

Ни одна из них ни разу не обратилась к Шпиону напрямую, принимая во внимание его низкий статус прислужника Торговца, однако обе украдкой изучали его на протяжении обеда. Шпион, в свою очередь, помалкивал, открывая рот лишь для того, чтобы пробубнить пару хвалебных эпитетов в адрес пережаренного мяса и каменных картофелин. В ходе разговора он узнал, что Моки командовали передовым отрядом, который сто пятьдесят лет назад подавил сопротивление местных варваров, и получили титул и землю после того, как улеглась пыль. После этих славных дней, видимо, ничего интересного с их родом больше не случилось.

Тему карликов никто не затронул, а удобного случая направить разговор за обедом в нужное русло Шпиону не представилось. В частности из-за того, что остекленелое лицо Графа изредка оживлялось, он устремлял взор прямиком на Шпиона и вопил: «Спасайся кто может! Беги!» За этим следовал приступ кашля и одышки, после чего Граф снова впадал в оцепенелое молчание.

После десерта, состоящего из кровяной колбасы и фиников, Ивонна обратилась к Торговцу:

– Ты прибыл очень вовремя, любезный Торговец. Мы ждали этого момента; календарь и начало сезона туманов говорили нам о том, что этот день – день твоего четвертого посещения нашего скромного поместья, уже близок.

Шпион, осторожный, как лисица, крадущаяся мимо псарни, пил и ел весьма умеренно, а позже, оказавшись в комнате, отведенной ему для ночлега (взамен конюшни, в знак уважения к Торговцу), немедленно обыскал помещение на предмет угроз, о которых обычные гости даже не подозревали. За считаные минуты он обнаружил под кроватью незакрепленный камень, под которым, несомненно, скрывался пружинный механизм или стальные шипы, а также несколько смотровых отверстий, замаскированных уродливым гобеленом, возле платяного шкафа. Шпион прикинул свои шансы, если вдруг события примут скверный оборот, и единственным утешением ему послужило только то, что он не заметил ни следа замковой стражи, а слуги не производили впечатления подготовленных бойцов.

Ночь вступала в свои права, и замок затихал. Шпион отправился на вылазку, пес следовал за ним по пятам. Человек и зверь крались по сумеречным коридорам, по извилистым лестницам, продуваемым сквозняками; заглядывали в комнаты и вестибюли в поисках – чего? Шпион не знал и сам. Сестры сказали Торговцу, что ждали его, их слова не выходили у Шпиона из головы, так же как и приступы ужаса у Графа в минуты просветления. Очевидно, Граф действительно разрешил проведение службы в языческом храме, иначе это место давно бы предали огню и сровняли с землей; и так же очевидно, что храм был каким-то образом связан с Карликом. Несмотря на все россказни о пещерах и горах, все дороги к этому шантажисту-недомерку, в конечном счете, вели через зáмок.