Инга Артамонова. Смерть на взлете - [34]

– Такие результаты стоит высечь на скалах, окружающих каток!

И вправду было примечательно в тот сезон: она не проиграла ни одного соревнования, завоевав в трех крупнейших состязаниях – первенстве мира, СССР и 1-й зимней Спартакиаде народов СССР – двенадцать золотых моделей! За один только сезон! (Еще четыре большие медали ей были вручены за выдающиеся спортивные достижения – мировые рекорды на Медео.)

В чем же, действительно, был секрет? Инга в своей книге отвечала так:

«Все идет закономерно, своим путем – путем упорной тренировки, учебы и приобретения опыта во многих соревнованиях. На мой взгляд, истинная причина успеха в состязании заключается в правильной оценке завоеванных результатов, которая служит исходной точкой для достижения более высоких результатов и целеустремленных тренировок…

Стартуя во многих соревнованиях, я приобрела большой опыт, довела до совершенства технику. Все ли было гладко? Конечно нет! Мой путь к лавровым венкам и золотым медалям не отличается от пути, пройденного любым спортсменом высокого класса. Здесь не могло быть неожиданностей, ибо каждый успех мой служил подготовительным этапом к дальнейшему совершенствованию и улучшению результатов».

Инге выпала доля рано с себя спросить: спортивный талант обязывал ее к этому. Внешне она по-прежнему оставалась фантазеркой, такой же неуемной, солнечной, милой, артистичной, даже еще в большей степени, чем раньше, потому что любовь и внимание окружающих стимулировали ее взлет и держали ее в том состоянии, когда поет душа и хочется сделать что-то необыкновенное, наперед чувствуя, что у тебя это получится, потому что тебя поддерживают.

К слову сказать, успех в спорте окрылил ее и помог ей почувствовать себя уверенно во всех других делах: она занималась общественной работой в Комитете советских женщин, была членом Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами, много выступала перед рабочими, студентами, школьниками.

Но мало кто замечал, как у Инги ломался характер, как перестраивалась она, оставаясь неизменно тем же милым человеком. В ее внутреннем «механизме» – мышлении – происходила своеобразная подстройка, отчего работа его становилась еще совершеннее, слаженнее. Казалось, Ингу подстерегала опасность в том, что, постоянно относясь к себе с придиркой, она могла изменить не только свой характер, но, соответственно, измениться внешне – сделаться в лице строже, неулыбчивее, потому что трудности нередко деформируют всего тебя. И нередко бывает, что из общительного человека тот или иной из нас превращается в молчаливого, и мы даже его начинаем сторониться. Нет-нет, ты не стал хуже, слава героя не вскружила тебе голову, ты не стал алчным, тебе удалось сохранить черты простого человека. Но ты, предъявив повышенные требования к себе, изменился внешне. Ты стал для кого-то менее интересным, быть может, только самую малость. Но менее.

Перестраиваясь внутренне, делаясь строже к себе, собраннее, Инга становилась еще более обаятельной, храня в себе восприятие всего того, что она видела, слышала, чувствовала, будучи ребенком. Поэтому ее любили не меньше, чем раньше. И писем ей стало приходить еще больше. А она, в свою очередь, хорошо знала, что от нее ждут не только побед, но и улыбок.

В представлении некоторых она продолжала быть такой же кипучей, немного взбудораженной, любимой, правда, ими, какой ее помнили с детства или слышали, что она была такой в детстве. И они не видели той перестройки, которая незаметно происходила в ней, а не видя, нередко упрекали Ингу в несерьезности, делая вывод, вытекающий из представления о ее кипучем, деятельном характере, что, того и гляди, понесет ее не в ту сторону. Казалось, что Инге и выиграть-то соревнование ничего не стоит. Так думали некоторые, а может быть, и многие, но это было не так.

Я тогда уже знал, что подобное непонимание обижало Ингу, а обида прибавляла ей спортивного азарта.

«В те дни, когда цепная реакция случайностей и неудач преследовала меня, – писала она в книге, – я попала под безжалостную и необъективную критику со стороны тренеров, товарищей и, уж разумеется, журналистов. Мое имя склонялось, когда нужно было привести пример, что спортсмен, ежели он зазнается, перестает быть настоящим спортсменом. Мои подруги шептали про меня:

– Сломалась наша мать! Она совершенно не верит в себя!

В одном из своих очерков Римма Жукова, прославленная советская чемпионка мира, писала про меня так:

«На фоне успехов Инги ненужными казались усилия трудолюбивой Тамары Рыловой и волевой Валентины Стениной. Инга могла поразить всех на тренировке, идя круг за кругом, не отставая от мужчин-скороходов, но она могла и совсем не прийти на занятия. Все зависело от настроения. Целеустремленности не чувствовалось».

…Я не помню случая, чтобы пропустила тренировку просто потому, что мне не хотелось работать. Чаще всего у меня были какие-то причины… Я приходила к людям с готовым утверждением. И если я вправду отсутствовала на тренировках, как пишет Римма Михайловна, то это значит, что в эти часы я занималась не на стадионе «Динамо», где готовилась сборная Москвы или страны, а на тихом стадиончике «Красное знамя», где катавшиеся даже не подозревали, что вместе с ними на льду скользит чемпионка мира. Это освобождало меня от скованности – ведь перед подругами по сборной я не разрешила бы себе кататься кое-как, нетехнично…»