Infinitum. Начало - [62]

Смогла бы Юля пойти на такое ради Митерии? Однозначно нет. Та создавала артефакт как инструмент, не вкладывая в нее даже эмоций. И она относилась к создательнице скорее даже отрицательно, чем нейтрально или, тем более, «с любовью к матери». Та пыталась лишить Юлю тех радостей, которые испытываешь, когда вообще чувствуешь что-либо. Мало кто из смертных способен понять, что такое не чувствовать вообще ничего, кроме двух инстинктов. Уничтожить и сожрать. Даже у демона, который поглощает Кана, есть какие-то эмоции и желания...

Надо ее вытащить. Носитель сильно расстроится, когда узнает, что Лика погибла. Ведь он и демона-то спустил с поводка только потому, что погибла Висаан.

К слову, к той он тоже не особо-то чувствовал «любви». Она была напарником, секс-партнером, той, из-за связи с которой он ощущал удовольствие, объектом защиты. И именно последнее настолько его сбило с толку.

«Какой же я мужик, если не могу защитить того, кто доверил мне свою защиту»

Нечто вроде того. Он больше переживал о том, что накосячил сам, чем о том, что погибла Виса. Кан вообще довольно странный объект. В короткой памяти артефакта были некие действия ее жертв, когда хозяин раба отправлял вперед именно своего слугу. Не наоборот. Раб, скорее, воспринимался как вещь... инструмент. Для Юли это было более близким и понятным, чем понимание всего этого своим носителем.

Юля, воплотившаяся в астральном пространстве, уже была в секунде полета до края щита, когда около практически разорванного в клочья тела Лики вспыхнул свет с розоватым отливом, втолкнув ту обратно в щит, в ее руки. А снаружи обнаружилась другая проекция.

Обнаженной девушки с золотистыми волосами, с легким удивлением взирающей на находящийся на руках артефакта обрубок...

Глава 16. Логово. 1

Звук биения сердца действовал на нервы. Не сильно. Но он напрягал.

Ночной дождь. Этот момент тоже был вырезан из моего прошлого. До сего момента я уже просмотрел некоторые яркие воспоминания своей жизни, но именно эта сцена тогда основательно поменяла мой характер.

Два десятка фигур в серой камуфляжной форме выстроились перед командиром отряда. На головах - закрытые шлемы. В руках - автоматические винтовки, к ноге прикреплен пистолет. На поясах - термитные гранаты, в вещмешках - тоже термит, но стационарные заряды. Также я точно знал, что в одежде были запрятаны неизменные армейские ножи. Я не слышал, что говорит командир отряда, но знал это. Настолько часто вспоминая тот момент, невозможно не запомнить все до мельчайших деталей.

Сейчас мой слух улавливал лишь стук сердца.

Выжечь всех. Спалить все движимое и недвижимое. Полностью уничтожить населенный пункт. Простой приказ, отдаваемый довольно часто... в отношении военных лагерей. Но тут явно совсем другой случай.

Сквозь затемненное стекло шлемов видны глаза бойцов. В отражениях видны простые деревянные домики - обычная деревня, таких сотни в каждой из стран. Большая часть солдат под действием стимуляторов, что выдают слегка стеклянные глаза - пусть эти парни и воюют не первый день, но под слегка притупляющим эмоции и усиляющим тело допингом «работать» не в пример проще. И мне тоже.

Я абсолютно безошибочно нашел себя в этом отряде. И знал, куда пойдет моя двойка. В данный момент мое тело-исключительно наблюдатель, призрак, ничего не способный сделать и изменить. Прошлое изменить нереально. И время не лечит. Оно лишь затирает, придает событию тот же серый, пыльный цвет воспоминания, как и у всего остального прошлого. Но иногда верхний слой слегка царапается и вновь проглядывает цвет. В моем случае - это алый цвет крови. И белый огонь.

Два солдата бежали по мокрой улице, заливаемые непрекращающимся, тревожным дождем, профессионально вламываясь в каждый дом, оставляя термитный заряд и перемещаясь дальше. А за их спиной вспыхивала сначала яркая белая вспышка химического пламени, после чего загоралось уже само деревянное здание.

Я не слышал выстрелов слухом. Они отдавались внутри моего призрачного тела. Тогда рядовой Александр Кантратов старался не смотреть, в кого стреляет. Приказ есть приказ. А он однозначен.

Зачистить всех живых.

Биение постепенно ускорялось.

Мужчина, выхватывающий откуда-то двухстволку - один патрон. Немощный дедок - тоже один. Мой напарник на такого же патронов тратить не стал, убил, повалив на пол пинком и одним ударом тяжелого берца раздробив шею. Но я старался убить безболезненно, прострелив мозг.

Приказ есть приказ. И я его выполняю. А каким образом - не вашего ума дело.

Но вот фигура в шлеме замерла, не сделав очередной выстрел. Я обошел ее и увидел сидящую в углу женщину в разодранной одежде, прикрывающую мелкого пацана лет восьми.

Я медлил.

Мне приходилось воевать против женщин. И убивать детей. Но это были бойцы - они сражались. И подросток удержит в руках оружие, если ему основательно промыть мозги на эту тему и чуток поднатаскать.

Я сделал два выстрела. И ушел.

Приказ есть приказ.

Воспоминание начало тускнеть. Тогда я думал, что никто не узнал о том, что пацан остался жив. Возможно, жив. По крайней мере я дал ему эту возможность, не убив сразу и расположив снаряд термита в другой части не самого маленького дома.