Инфекция - [54]

У нее было чувство, что другие бросили ее. Но они не двинулись вперед. Они сделали шаг назад. Они становились теми, кем были до конца света.

Энн же не могла возвращаться.

Приблизившись к «Хаммеру», она сняла ружье с плеча и стала двигаться осторожнее, держа оружие наготове.

Она чуть не споткнулась о первое тело. На земле среди сломанного оружия и россыпей гильз лежали четыре мертвых солдата, покрытые слоем золы. Головы у всех отсутствовали. Нечто обезглавило их, бросив останки на съедение птицам.

Из рации в кабине «Хаммера» наперебой звучали разные голоса, из которых в эфире постепенно остался только один, настойчивый женский, — Патриот 3–2, Патриот 3–2, это Патриот, как поняли меня, прием? Десять секунд белого шума, потом обращение повторилось.

Что-то захрустело в деревьях, издавая вздохи.

* * *

Уэнди словно в оцепенении брела по усыпанной пеплом дороге, изучая адский серый пейзаж, колеблющийся от потоков горячего воздуха. Над руинами Питтсбурга, словно далекая буря, продолжала подниматься гигантская стена дыма. Тяжелые частицы устремлялись в небо, подхватываемые раскаленным воздухом. Шоссе простиралось на восток длинной прямой линией, растворявшейся в дымной мгле. Вдалеке брели какие-то фигуры — возможно, беженцы, спасающиеся из ада. Сквозь падающий пепел мерцали крошечные огоньки фар. Ей захотелось лечь на теплую сажу в овраге за дорожным ограждением и слиться с землей. Она помнила, что так сделал Филипп. Он был тертый калач, но однажды увидел старый номер «Уолл-стрит джорнал» и сел в золу его почитать. Он был в таком же состоянии, как она сейчас. Он не мог смотреть, как его мир умирает. Когда ты понимаешь, что завидуешь мертвым, ты уже не держишься за него.

Она знала, что остановка в госпитале была ошибкой. Они доверили ему свои надежды, поверили, что нашли безопасное место. Но это не тот мир, где они жили раньше. Все эти надежды — на жизнь, а не жалкое выживание, на хоть какое-то будущее после конца эпидемии, на новые мечты — были слепо и безжалостно разбиты. В этом мире были заброшенные дома, населенные гигантскими безликими существами и враждебные бронированные машины в темноте. В этом мире целые города выгорают дотла и все, что ты когда-либо знал и любил, превращается в тонны пыли, парящие в верхних слоях атмосферы. В этом мире умирают дети. В этом мире лучше ни на что не надеяться. Лучше продолжать двигаться и не останавливаться.

Единственное, что давало ей силы, так это тот краткий момент близости между ней и Сержантом прошлой ночью. Это воспоминание все еще грело ей душу. Она зашла к нему в комнату с намерением дать ему намек, а может быть, немножко пофлиртовать. Я вижу тебя. Она хотела дать ему понять. Ты видишь меня, а я вижу тебя. Она поняла, что целует его, и впала в блаженное небытие. Она сказала себе, что мир умирает, а любви так не хватает, поэтому нужно ловить ее везде, и когда только можно. Уэнди думала, что они с Сержантом сделаны из одного теста. Вот что влекло ее к нему. Он — солдат без армии, центурион, продолжающий сражаться даже когда весь его легион пал. Она — коп в стране беззакония. Когда она спала коротким сном в его объятьях, она чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо. Ее удивляло, как какой-то простой мужчина смог дать ей чувство защищенности в этом опасном мире.

На пути Уэнди попалась группа беженцев, в основном молодые мужчины и женщины. Одни шли, завернувшись в одеяла, другие несли рюкзаки и зонтики, некоторые в защитных очках и респираторах. Все вооружены ножами, ломами, бейсбольными битами, и даже самодельными копьями. Сажа заскрипела у нее на зубах. Она сплюнула и пожалела, что не взяла фляжку.

— Привет, — сказала она, глядя на них с любопытством. — С вами все в порядке?

Люди не обращали на нее внимания и словно в оцепенении проходили мимо. Их волосы и плечи покрывал светло серый пепел.

— Вы идете не в том направлении, — сказал какой-то мужчина, обнажив серые зубы.

Одна женщина обратила внимание на ее бейдж и ремень, и спросила, не коп ли она.

— Куда мы должны идти? — спросила она.

Уэнди выплюнула жвачку, уже хрустящую от пыли. Женщина с тоской посмотрела, как та упала в золу.

— Советую идти на запад, — сказала ей Уэнди. — И держитесь от Питтсбурга как можно подальше.

— Имеете в виду, что на этой дороге нет спасательной станции?

Мужчина с кровоточащим ухом закричал, — ВЫ ИЗ ЛАГЕРЯ ФАПЧС?

— Я не знаю никакого лагеря ФАПЧС, сэр.

— ЧТО?

— Если он не на этой дороге, то где? — с нарастающей паникой в голосе спросила женщина.

Вокруг собралась небольшая толпа. Люди смотрели на Уэнди с надеждой, негодованием и шоком, подрагивая от жары. Кричавший человек замолчал, ненадолго сбитый с толку, а потом снова закричал, — ВПЕРЕДИ НЕТ ПОМОЩИ? ТО ЕСТЬ МЫ САМИ ПО СЕБЕ?

— Я не знаю ни о какой спасательной станции ни о лагере ФАПЧС. И я здесь не в официальной должности. Я тоже ушла из города после пожара с другой группой людей.

— Мы потеряли все, — заплакала женщина. — У нас нет еды. Какие-то парни с ружьями на дороге отобрали у меня последнюю воду. Куда я должна идти?

— Где были вы, копы, когда эти монстры разорвали мою семью на куски? — сказала женщина с лихорадочно блестящими глазами. Брови и почти все волосы у нее сгорели, правую часть лица покрывала большая грязная повязка. — Вот, что я хочу знать. Я звонила в 911, и никто не пришел. Никто не пришел, и теперь мой Эдвард мертв. Эдвард, Билли, Зои, и меленький Пол. А теперь вы появляетесь и пытаетесь сказать, что нам делать? Где вы были, леди, черт вас дери?