Инфекция - [45]

Для него было не важно, сколько он убил. Он по-прежнему не мог воспринимать их как врагов. Даже после всех увиденных им зверств, он не мог заставить себя ненавидеть их.

Хуже всего было видеть среди них людей в военной форме.

Сигнальные ракеты взмыли в воздух и упали среди брошенных машин, вспыхнув ярким оранжевым огнем и осветив множество движущихся фигур.

Энн похлопала его по плечу, подом подняла свое ружье и всмотрелась в прицел. Оглушительный грохот, вспышка, и бегущая к ним женщина рухнула на землю.

— Ты вовремя, — проворчал он, не прекращая огонь.

Он знал, что Энн не такая как он. У нее ненависти хватит на двоих.

Асфальт задрожал от топота ног.

— Их тут целая толпа! — сказала Уэнди. Она стояла с «Глоком» наготове и ждала, когда Инфицированные подойдут поближе.

— Я готов, — завопил Тодд, поджигая первый «Молотов».

Мечущиеся между машин Инфицированные сливались в одну воющую толпу, несущуюся прямо на них.

— «Молотов» пошел! — закричал Тодд.

Пылающая бутылка взлетела в воздух и попала одной Инфицированной в грудь, выплеснув фонтан огня, превратив ее и еще пятерых таких же в шатающиеся и визжащие факелы.

— Хороший бросок, парень, — сказал Пол и закричал, — «Молотов»!

Пылающая бутылка пролетела над головами Инфицированных, взорвавшись на крыше универсала. Группа Инфицированных бросилась сквозь огонь. Их одежда вспыхнула от горящего бензина, но они продолжали бежать на выживших, пока Уэнди не положила их из пистолета. Огонь ненадолго вспыхнул, потом вдруг ослаб и стал гаснуть.

— Здесь становится опасно, Сержант, — сказал Тодд, тяжело дыша. В его голосе звучала паника.

— Заткнись, Малец, — сказал Сержант. — Ничего подобного.

На самом деле, они были в глубоком дерьме. Враг не знал ни жалости, ни усталости. А их силы, ровно, как и боеприпасы, были на исходе. В конечном счете, Инфицированные их либо одолеют, либо заставят отойти в госпиталь, где они погибнут от надвигающегося пожара. Или будут торчать, забаррикадировавшись в какой-нибудь комнате. Пока не прибудет «Брэдли».

Он выбрал новую цель. Красная точка прицела зависла на уровне груди какого-то мужчины. Он спустил курок. Картинка в прицеле дернулась, и мужчина упал.

Потом еще один. И еще. Банкиры и домохозяйки, пекари, студенты и пожарные.

Из-за спины у него стреляли Уэнди с Полом. Инфицированные напирали с флангов. Кто-то бросил «Молотов» и Сержант услышал, что бутылка разбилась в опасной близости от них. Его даже обдало жаром.

Громкий металлический визг наполнил воздух.

— Что это? — спросил Пол, направив дробовик на парковку. Он выстрелил с оглушительным грохотом, буквально пополам перерезав какую-то женщину.

Визг усилился, как будто гигантский орел пикировал на свою жертву.

Сержант ухмыльнулся. — Это спешит кавалерия, — подумал он.

«Брэдли» пробился сквозь ближайший ряд машин, грохоча гусеницами и поливая из пушки огнем. На дуле пушки Сержант увидел знакомую надпись «Огнемет». Красные трассеры летели в дальний конец парковки, разрывая Инфицированных и машины на куски. На месте грибовидных вспышек как конфетти разлетались по воздуху ошметки. Выжившие молча наблюдали эту бойню, пока «Брэдли» не притормозил рядом с ними.

Задние огни мигнули, и трап опустился, словно предлагая обещанное спасение.

* * *

Даки Джонс сидел в полулежачем положении на месте водителя, в левой передней части корпуса. Руки на рулевой колонке, ноги на педалях, взгляд прикован к центральному перископу, оснащенному функцией ночного видения. Он убрал правую руку с руля и переключил рычаг управления на более высокую передачу. Набирая скорость, он окинул взглядом датчики на приборной панели, и снова переключил внимание на перископ. Справа от него громко урчал двигатель «Камминз» с пятьюстами лошадиных сил, двигающими вперед тяжелую машину.

Он нажимал на педали газа и тормоза левой ногой вместо правой. Правая полностью онемела ниже колена. Гематома на бедре была сейчас размером с грейпфрут, и продолжала непрерывно пульсировать болью. Боль была ужасная. Наверное, это все равно, что словить пулю. Или быть донором костного мозга. Он вытер пот с лица, и с трудом сдержал стон. Где-то глубоко внутри себя он понимал, что слабеет с каждой минутой, то есть медленно умирает.

Даки был десятилетним любителем военной истории, когда атаки 11-го Сентября потрясли страну. В тот день он принял решение стать солдатом. Спустя годы ему удалось воплотить свою мечту в жизнь. К тому времени идеалы борьбы за свободу во всем мире превратились в обычную ложь, предательство и коррупцию. Парень, спланировавший атаку на Башни, вышел сухим из воды, а крупный бизнес наживался на войнах. Жизнь преподала ему ценный урок: то, что непорочно — дорого и хрупко. Но он был идеалистом, и верил, что хоть что-то в этом мире непорочно. Он любил свою страну и хотел ей служить. Может быть, он сможет сделать что-то хорошее. Он верил, что один человек в состоянии что-то изменить. По крайней мере, он мог видеть историю с близкого расстояния и сделать что-то сам, вместо того, чтобы просто читать про нее.

Армия стала смыслом его жизни. Он жил на базе, у него были армейские друзья, и он встречался с женщинами, с которыми они его познакомили. Он постоянно жаловался на армию, но любил ее как вторую мать, и ударил бы в зубы любому гражданскому (или военнослужащему из других родов войск), кто рискнул бы критиковать ее. К смерти он относился философски, как и все молодые люди, и был готов однажды отдать жизнь за своих товарищей в бою. Когда в Афганистане он увидел войну крупным планом, его идеалы пошатнулись еще сильнее. Он видел, как армия построила в одной деревне больницу, и в ней же случайно разбомбила школу. Но он по-прежнему верил в непорочность и несокрушимость одного дела — пожертвовать собой в бою ради жизни товарищей. Он верил, что погибнуть в бою, защищая тех, кто рядом, по настоящему почетная смерть.