Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги - [56]

К концу 1960-х годов психологи приступили к более пристальному изучению депрессии, уже не считая, что ей обязательно должен предшествовать какой-то невроз. Эксперименты Мартина Селигмана, благодаря которым возникла концепция выученной беспомощности [176], дали новое понимание депрессии. Так были заложены основы для движения позитивной психологии, призванного научить людей отказываться от своей, как называл это Селигман, «беспомощности».

Селективность любого препарата сразу снижает ответственность терапевта или психиатра за диагноз пациента, за точное выявление его проблемы. Следовательно, такое лекарство можно прописать не совсем обычным способом: «Попробуйте это и понаблюдайте, не начнут ли пропадать беспокоящие вас симптомы». Врачи столкнулись с тем, что им приходилось лечить страдание само по себе, а не какое-либо отдельное проявление болезни или конкретный симптом. В начале 1960-х годов это был удар по авторитету психиатров и докторов, профессиональная задача которых заключалась в как можно более точном определении источника проблемы и в предложении ее решения. Идея о том, что люди могут просто страдать от общего расстройства своих психических способностей, которое проявляется в определенных симптомах, бросила своеобразный вызов основным принципам медицины и психиатрии.

Спустя 50 лет после открытия антидепрессантов никто до сих пор точно не знает, как именно они работают и на что конкретно они влияют[177]. И вероятность сделать подобное открытие в будущем так же мала, поскольку СИОЗС «работают» с каждым пациентом по-разному. Данные препараты изменили наше понимание несчастья, «переселив» его в нейроны мозга. Мало того, они в корне преобразовали значение медицинского диагноза и природу медицинского и психиатрического авторитета.

Общество, основанное на стремлении к личному удовлетворению и реализации (желанию найти свое место в жизни), должно по-новому взглянуть на природу власти, которой предстоит решать вопросы удовольствий и страданий разума. Данной власти, как вариант, предстоит стать более гибкой, контркультурной и релятивистской, понимая, что бесспорной истины у нее в этом вопросе нет. Либо ей придется воспользоваться новым видом научного опыта, более точного и беспристрастного, главная задача которого заключается в разработке классификаций и методов постановки диагнозов, создании иерархий и выявлении характерных особенностей, чтобы удовлетворить нужды правительства, менеджеров и специалистов, работающих с группами риска, чья деятельность без всего этого была бы невозможной.

Новый авторитет в психиатрии

В конечном итоге Чикагская школа даже выиграла от того, что долгое время американские экономисты и политики с ней не считались. Она, таким образом, располагала временем для создания альтернативных идей и политических предложений, которые в случае государственного кризиса можно было бы сразу применить. И кризис не заставил себя долго ждать: в 1968 году рост производства в США начал падать, а на войну во Вьетнаме тратилась серьезная часть дохода страны. Непосредственно кризис разразился в 1972 году, когда цены на нефть взлетели до небес и глобальная валютная система, возникшая после Второй мировой войны, дала сбой.

Профессия психиатра практически в то же время в Америке переживала свой собственный упадок. В 1968 году Американская психиатрическая ассоциация (АПА) опубликовала второе издание «Справочника по диагностике и статистике психических расстройств» [178]. Если сравнивать его с последующими изданиями, то можно сказать, что сразу после своего выхода этот справочник не произвел особого впечатления на общественность. Даже сами психиатры не слишком сильно интересовались новым обозначением некоторых симптомов, упомянутых в данной книге. Однако через пять лет она оказалась в центре политического скандала, который грозил погубить всю АПА.

Одной из проблем было то, что новое издание справочника, казалось, не выполняло своего предназначения. Действительно, какой смысл иметь перечень официально признанных заболеваний, если он не отражает истинную работу психиатров и то, как они ставят диагнозы? Одновременно с выпуском DSM-II Всемирная организация здравоохранения опубликовала результаты исследования, показывающие, что даже более серьезные психические расстройства наподобие шизофрении диагностируются в совершенно разных количественных соотношениях по всему миру. Создавалось впечатление, будто психиатры иногда совершенно по-разному трактуют теории, которые объясняют возникновение симптомов и не подлежат, строго говоря, научной проверке. Таким образом, у врачей имелась на руках единая терминология, но не было строгих правил ее применения.

В результате сложившейся ситуации появились приверженцы антипсихиатрического движения, среди которых встречались люди, утверждавшие, будто профессия психиатра – не что иное, как политический проект с целью контроля над обществом. Однако среди них были и такие, как психиатр Томас Сас, который видел главную проблему психиатрии в том, что она не могла выдвигать четкие научные теории, доказуемые практическим путем