Индия. Записки белого человека - [85]

Вот тогда, в дороге, мне и пришла в голову странная мысль. Загрязнения образуются не только в теле, но и в сознании, и в судьбе. Чтобы измениться, надо очиститься — отмыть добела тело от шлаков, избавиться от случайных мыслей, отказаться от привязанностей. Отказаться от привязанностей…

Ты уже догадалась, Даниэль? Я не умею легко расставаться с теми, кого люблю. Этому меня не смогла научить даже Индия.

«Время, пронизывающее насквозь все сущее, образует два круговорота — внутренний и внешний. Изменения во внутреннем мире, в человеческом теле, неразрывно связаны с тем, что происходит в мире внешнем. Эти миры называют внутренней и внешней Калачакрой»…

Я разглядывал мокрую московскую улицу через настежь раскрытое окно и думал о том, что внутренний и внешний круговороты времени могут не совпадать. И тогда разрушенная мандала продолжает поражать красотой, а человек, давно исчезнувший из твоей жизни, продолжает жить в тебе. Еще какая-то важная мысль нетерпеливо вертелась в голове и никак не могла пробиться наружу. Сосредоточиться мешал рев, несущийся из дома напротив. Неведомый пэтэушник выставил из окна колонки и включил на полную катушку проклятое регги.

Глава 25 Жемчужное ожерелье Дели

Из Манали в Дели я добирался спальным автобусом. Внутри у него полки с постелями, похожие на те, что в поездах, только каждая — на двоих. Билеты продают, не спрашивая, какого пола пассажир. Незнакомых между собой разнополых вместе не кладут, а двух мужчин — пожалуйста. Мне повезло, я ехал один, а на полке рядом со мной молодого изящного итальянца уложили с огромным хмурым индийцем.

В Дели, покупая подарки для друзей, наткнулся на мечту своей юности. На витрине магазина музыкальных инструментов я увидел ситар и, не раздумывая, купил его. Я думаю, это был хороший инструмент. Вечером перед отъездом я часа полтора провозился с ним в номере гостиницы — все пытался настроить, но, не преуспев, улегся спать. Самолет улетал в шесть утра, и я заказал такси на три. Добрались до аэропорта нормально. Когда я сдавал багаж, понял, что ситара нет: я забыл его в гостиничном номере. Ехать назад было поздно. Из Москвы дозвонился до гостиницы, там подтвердили — стоит ситар. Теперь утешаю себя тем, что, когда в следующий раз поеду в Индию, там меня уже ждет моя реализованная мечта.

— Минуточку, господин, минуточку! Не подскажете, как написать по-русски, что мы открылись? Это, видите ли, магазин еще моего прадеда, но пятнадцать лет назад мы с женой вынуждены были его продать, а сейчас снова выкупили, и вот начинаем работать. Не удивляйтесь, здесь много русских туристов. Им будет приятно прочесть объявление на своем языке. Но важно, чтобы не было ошибок!

Торговец, пятидесятилетний араб, говорит с таким напором, что отказать ему невозможно. Он поймал меня «на проходе», зацепившись взглядом за майку с русской надписью. Так одна пешка сбивает другую — позабывшую об осмотрительности, рвущуюся прямиком к цели. Я и рвался, бежал, летел по базару в старом Дели и на ходу покупал сувениры — латунных божков, веера, флейты, благовония, бижутерию, шерстяные платки, которые торговцы с быстрыми глазами выдавали за пашмину, и вискозные, которые «косили» под шелк. Я вел себя как голодный в гастрономе: не мог остановиться и хватал-хватал-хватал то, на что не взглянул бы в других обстоятельствах. Истосковавшись по дому, я представлял, как встречусь с друзьями, которых не видел полгода, как стану раздавать подарки и как все будут удивляться восточной экзотике и радоваться моему приезду. В таком приподнятом настроении я накупил гору фантастического барахла! После чего, спиной почувствовав вес рюкзака, стал желчным и подозрительным и отшивал всех продавцов и зазывал без разбору. Но этот торговец ничего не предлагает, он просит о помощи!

Вечером у меня самолет. Я лечу в Москву. Нельзя вредничать! Я беру карандаш и на клочке бумаги пишу печатными буквами:

ПОРАДУЙТЕСЬ С НАМИ, МЫ ОТКРЫЛИСЬ!

Мужчина надевает очки, растерянно шевелит губами и посылает мне благодарную улыбку:

— Спасибо вам, добрый господин! Не могли бы вы зайти ко мне на чашку кофе? Меня зовут Ахмед. Я хочу отблагодарить вас тем малым, что у меня есть. Прошу вас, присаживайтесь.

Ахмед садится напротив и, достав две крупные розовые жемчужины, тотчас же начинает мастерить из них серьги. В комнате возникает юноша с двумя чашками пахнущего кардамоном кофе. С потолка свисает старенький вентилятор. Я сижу в продавленном кресле и чувствую накопившуюся за полгода усталость.

— Кому вы подарите эти серьги, жене или возлюбленной? Мне почему-то хочется, чтобы они достались вашей жене, господин.

Кожу обдувает прохладный ветерок, и душа приходит в разнеженное состояние. Зачем-то я рассказываю торговцу, что расстался с женой и живу отдельно, но все равно сделаю подарок именно ей. Глаза торговца становятся грустными, как перезрелые маслины. Он поднимает за проволоку сначала одну серьгу, потом вторую. Они качаются в его пальцах, и я понимаю, что таких больших жемчужин попросту не бывает и это наверняка пластмасса. Торговец, словно угадав мои мысли, подносит изделие прямо к моему носу. Сам он при этом выглядит почти трагически.