Индия. Записки белого человека - [42]

Глава 14 Японка Нори Арамболь

В Гоа едут либо те, кого не интересует Индия, либо те, кто хочет сделать передышку: отдохнуть от вездесущего в Индии праздника духа и устроить праздник телу. Здесь нет ни индуистских храмов, ни пышных религиозных фестивалей и праздников. Зато есть море и пляжи, лучше которых на западном побережье только пляжи Гокарны, есть европейская еда и «пати» по вечерам, где можно по-всякому оттянуться. Если хочется побольше шума, тогда подойдет Анжуна, я же предпочел тихий, почти домашний Арамболь. По утрам вставал с рассветом и шел купаться, потом усаживался с книгой под тентом, неторопливо обедал и, не успев оглянуться, наблюдал, как солнце садится в море. Чтобы уехать отсюда, надо было себя хорошенько встряхнуть. Но у меня был повод — мне нужно было в Гокарну: туда мне наконец привезли фотоаппарат вместо разбитого в Пури.

В десяти метрах от меня волны, распластавшись на песке, на мгновение замирают и катятся назад. Их бег настраивает на меланхолический лад, и я заказываю «Маргариту». Сегодня океан удивительно тихий — нет ни ветра, ни обычных для Варкалы двухметровых волн. Улыбчивый официант смотрит на меня чуть удивленно — один? больше никого не будет? — и приносит два бокала: «Нарру hours, sir!» Вскоре на песке передо мной начинает метаться женский силуэт. Девушка то подкидывает мяч к небу, то, разбрасывая брызги, бежит по воде, то танцует, не обращая внимания ни на небо, ни на море, ни на людей вокруг. Я старательно отвожу взгляд и принимаюсь за вторую «маргариту».

«Считаю до трех, и ты идешь с ней знакомиться! Раз…» — угрожающе начинает мой внутренний голос. «Подожди… Пусть подойдет ближе. Ну не бежать же мне за ней!» — «Два…»

Я делаю неловкий шаг в сторону пляшущей на песке девушки и замираю: девушка поворачивается и смотрит выжидающе. До нее метров двадцать, и она вдвое моложе меня. Это самоубийство — я знаю эту породу «манекенщиц»! Она похожа на гибкого безжалостного зверька. Годам к тридцати, если пасьянс не сложится, ее каблуки сделаются чуть ниже, брови чуть тоньше, и в глазах появится человеческое выражение. А пока… Куда тебя несет, идиот?!

«Три!» — мой внутренний голос дает мне коленкой под зад, и я на негнущихся ногах направляюсь к незнакомке. Та делает финальное па и собирается упорхнуть. Я на ходу наставляю на нее одолженный фотоаппарат и демонстративно нажимаю на кнопку. Вместо того чтобы возмутиться или сбежать, девушка улыбается и говорит: «Дай посмотреть!» Через пять минут она пляшет вокруг меня, для меня, со мной — а я щелкаю, как автомат Калашникова… А еще через пять минут мы в две соломинки тянем из бокала остатки «Маргариты». Так в моей жизни впервые возникает японка.

Ее зовут Нори. Она полгода назад закончила медицинский колледж в Нагое и приехала в Индию для того, чтобы выучить… французский язык.

— Ты уверена, что ничего не перепутала?

Нори смеется, словно я сморозил очевидную глупость. Она уверена во всем, что делает.

— А что, по-твоему, я могла перепутать? Английский, испанский и немецкий я уже знаю, а французский еще нет…

Мы идем по прибрежному песку и разговариваем легко и открыто, как давно знакомые люди.

— Мне было трудно решиться подойти к тебе…

— Трудно? Почему? — не понимает Нори.

— Потому что страшно… — отвечаю я.

— А почему страшно?

— Ты вполне могла меня послать!

Нори неожиданно поворачивается, берет мою руку и прижимается к ней губами. Люди, сидящие за столиками, косятся в нашу сторону. Я не понимаю, что происходит, почему эта молодая женщина запросто делает то, что другим дается с таким трудом. «Господи, но ведь не так уж я и красив?» — задаю я себе риторический вопрос. «Не так!» — эхом откликается внутренний голос. «Тогда что же это такое?» — пытаюсь продолжить внутренний диалог, но вопрос повисает в воздухе.

— Умеешь жонглировать? — неожиданно спрашивает Нори и без предупреждения бросает мне мяч. С мячиками она не расстается ни на минуту: в самый неподходящий момент вдруг замирает и принимается жонглировать то четырьмя, а то и шестью одновременно. Меня спасают старик со старухой за столиком неподалеку: заметив их, Нори срывается с места и на ходу начинает щебетать по-французски.

— Поль — мой учитель, — говорит она, вернувшись.

Она похожа на Йоко Оно. Помимо чисто внешнего сходства, Нори тоже рисует, занимается каллиграфией и пишет стихи. А главное, у нее, как у ее знаменитой соотечественницы, лицо временами принимает «выражение самурая» — становится одновременно диким и сосредоточенным. Вот она, поймав рачка, осторожно берет его двумя пальцами и разглядывает со всех сторон. При этом глаза сходятся к переносице и слегка косят, а губы сами собой сжимаются и твердеют. И я вдруг представляю, что в руках у японки короткий самурайский меч и она готовится сделать выпад. У русских женщин такое выражение не встречается, и я не знаю, как на него реагировать.

— Йоко Оно? — Нори удивленно поднимает брови, когда я делюсь с ней своими наблюдениями. И я понимаю, что она впервые слышит это имя. Мне становится обидно за Джона. Я уже готов съязвить, когда до меня доходит: девушка, сидящая на корточках и играющая с маленьким морским рачком, родилась через тринадцать лет после того, как злосчастная Йоко развалила моих любимых «Битлз»! Даже если бы Нори была русской, и тогда между нами было бы не много общего… Мне становится грустно и отчего-то вспоминается одна из немногих танка, которые я помню: