Индия. Записки белого человека - [33]
Я возвращался на Северный мыс, пиная найденный по дороге теннисный мячик и насвистывая старинный французский марш. Перед ресторанами уже выставили столы со свежей рыбой. Рядом мальчики раздували угли в грилях. Опускался вечер, и туристы готовились съесть то, что за день наловили для них рыбаки. Я долго смотрел на двухметровых акул и лишь немногим уступавших им голубых марлинов, на сочащихся кровью тунцов и страшных в своем изяществе меч-рыб, потом обошел рыбу помельче — желтохвостиков, морских окуней, скумбрий — и никак не мог выбрать, кого сегодня буду есть. Наконец я заказал плоскую рыбину, похожую на камбалу, — уж больно аппетитно ее нахваливал местный ресторатор — и устроился с бутылкой пива за столиком у края обрыва. В полусотне метров внизу шумел океан. Полоска горизонта, как щель в гигантской раковине, напоминала фотоснимки из космоса. Она светилась напряженным светом, в котором были различимы все семь составляющих радуги. Под ней на черной воде виднелись рыбацкие лодки. Я всматривался в сумерки, даже не пытаясь найти «своих» рыбаков — просто думая о них. Они остались в другой жизни — жизни, к которой я на мгновенье прикоснулся, сматывая сети на горячем песке. А теперь вернулся к своей. Мы все были свободны, и каждому из нас был дан выбор. Рыбаки выбрали рыбачить, а я выбрал рыбу, похожую на камбалу.
На берегу, прямо подо мной, какой-то мальчик укладывал снасти в короткую лодку со скрученным вокруг мачты парусом. Официант принес дымящуюся, завернутую в пальмовый лист еду. Я отогнул жесткий темно-зеленый лист, и рыбина взглянула на меня запекшимся янтарным глазом. Только сейчас я почувствовал, как проголодался. Крохотная фигурка внизу изо всех сил толкала лодку, пока та не пошла — вначале медленно, потом все быстрее она отходила от берега. И на ходу мальчик прыгнул в нее.
— Что он там делает? — спросил я официанта, показав вниз. Мой взгляд метался между блюдом, от которого шел тяжелый дурманящий запах, и незнакомым мальчиком, который отчего-то тоже тревожил меня.
— Уходит рыбачить. Что-то не так, сэр? — Официант явно не понимал, чего я от него хочу.
— И родители пускают его одного? Ему ведь лет пятнадцать, не больше…
— Тринадцать, сэр. У него отец вчера утонул.
— Это тот, который в одиночку ходил?
— Тот самый, сэр.
Передо мной лежала роскошная свежеприготовленная рыба, чуть дальше лодка — крошечное суденышко с тринадцатилетним мальчиком — уходила в море, и совсем далеко все еще светился наэлектризованной нитью горизонт.
— Не нашли его?
— Пока нет, сэр. Чего-нибудь еще?
Часть IV
На пути к западным пляжам
Глава 11
Моя ненаглядная Шанти
Бангалор
Я собирался позаниматься аюрведой в Варкале подольше, но сломался ноутбук. Ближайшая мастерская «Сони» оказалась в Бангалоре. И я поменял свои планы. Бангалор — центр индийского хай-тека. Здесь прорыв западной цивилизации ощущается отчетливее, чем в любом другом индийском мегаполисе. Джинсы, дискотеки, современные автомобили… Встречаются и совсем удивительные для Индии вещи: юноши и девушки ходят по улицам, взявшись за руки, и даже робко обнимаются! Три недели, пока чинили мой ноутбук, я провел в ашраме йоготерапии в окрестностях Бангалора и знать не знал, какую грустную новость мне готовит этот самый индийский хай-тек. Ноутбук вернули в таком состоянии, что в Москве с него даже информацию скачать не смогли! Вместе с приказавшим долго жить винчестером пропало большинство фотографий, сделанных с таким трудом добытыми у чужих людей фотоаппаратами.
Любовь моя! Моя девочка, моя Шанти. Я не верю, что это еще раз случилось со мной. За месяцы, проведенные в Индии, я привык смотреть на все отстраненно: на природу, на города, даже на женщин. Я знал, что все это — не мое. Знал, что закончится путешествие и вместе с ним все исчезнет. Но вот встретил тебя, и мир перевернулся. Какая уж тут отстраненность! Ты не даешь мне жить, заставляешь метаться в поисках выхода. Уже которую ночь я хожу по комнате и чувствую тебя через стену: ты тоже не спишь, тоже не дышишь, тоже не живешь. Насколько было бы проще, если бы все это случилось в Бостоне!
Похоже, я сошел с ума. Я, как подросток, целыми днями брожу с девочкой-индианкой по тропинке среди манговых деревьев. За неделю я ни разу не поцеловал ее, ни разу не взял за руку, даже просто не коснулся! И при этом мы все время говорим о любви.
Манго еще совсем незрелые. Они висят на ветвях, маленькие тугие плоды, и почему-то — почему, черт подери?! — напоминают мне девичью грудь. А на краю сада растут сливы. Я машинально срываю бордовую ягоду, но вместо того, чтобы съесть, разглядываю нежный, едва заметный желобок. Я хочу эту девушку! Хочу носить ее на руках, танцевать с ней, дуть ей в лицо, чтобы от моего дыхания разлетались ее кудри. Хочу, чтобы она хохотала и зарывалась носом мне под мышку. А потом хочу, наклонившись, бережно уложить ее в постель и лечь рядом. Меня тошнит от платонической любви! Я размахиваюсь и, что есть силы, бросаю сливой в пролетающую над нами белую птицу.
— Птица-то чем виновата? — спрашивает Шанти.
— Тем, что свободна! — отвечаю я, глядя прямо перед собой. И мы продолжаем идти по краям тропинки, в метре друг от друга.
