Индиго - [87]

– Это как-то связано с оккультными записями, что я нашла в твоем столе?

– Поговорим обо всем на месте, если, конечно, к этому моменту твоя память самостоятельно не восстановится.

Анна не спорит, приняв мой ответ чуть ли не с облегчением. Фокус ее внимания вновь сосредотачивается на мелькающем пейзаже за окном. А я мысленно возвращаюсь в день, когда моя жена впервые откровенно заговорила о своем прошлом.

В тот день мы с Мириам сильно поссорились, что не было такой уж большой редкостью. Я брился, когда она, взвинченная и растрепанная, ворвалась в ванную, забежала в душевую кабинку и, склонившись над сливным отверстием, начала что-то там усердно искать. Разумеется, я спросил, что именно.

– Крест, – хрипела она, и я сразу понял, о чем речь.

– Посмотри в тумбочке в нашей спальне. Я снял его утром. Он врезался тебе в ключицу. Ты могла пораниться.

Взгляд Мириам резко поменялся, обдав меня чистой, неразбавленной яростью. Зрачки стали неестественно огромными, почти полностью заполнив радужки чернотой.

– Никогда не смей трогать мои вещи! – Подскочив, она отвесила мне звонкую пощечину и выбежала из ванной комнаты.

Я оторопело смотрел ей вслед, щека горела от неслабого удара, а в голове стучал вопрос: «Что это за дьявол мне сейчас явился?»

Мне понадобилось время, чтобы взять себя в руки и не наломать дров. Мы на тот момент только начали посещать семейного психолога, и я еще верил, что у нашего брака есть шанс на спасение. Первые полгода после смерти сына мы оба заживо сгорали от боли. Каждый по отдельности, вместо того чтобы разделить горе на двоих. Я хотел сделать первый шаг к сближению, и я его сделал, но Мириам… она все время пятилась назад, и однажды я устал догонять. Это случилось позже, намного позже, а в тот день мы еще умели слышать друг друга.

Успокоившись, я нашел Мириам в спальне. Она сидела за туалетным столиком и приводила себя в порядок. Позолоченный крест на шнуровке снова красовался на ее шее, мне огромных усилий стоило удержаться от порыва содрать его и выбросить ко всем чертям. Хватило бы простого «извини, черт попутал», и я бы поверил, потому что выражение ее лица в момент, когда она мне от души вмазала, вполне соответствовало такой формулировке. Но Мириам взглянула на меня с таким искренним удивлением, что я временно впал в ступор.

– Что у тебя с лицом? – заметив след от пощечины, с беспокойством полюбопытствовала Мири.

– Ты не помнишь? – Я просто оторопел.

– Это я сделала? – На ее лице отразилось ненаигранное изумление и смущение. – Прости, я… Алан… мне жаль, – виновато пробормотала Мириам, опустив голову.

– Ладно, проехали. Я не злюсь. Объясни мне только, что за история у тебя связана с этим украшением? – Вопрос прозвучал далеко не первый раз, но теперь я хотел услышать конкретный и четкий ответ, а не отмашку насчет семейной реликвии.

– Это не украшение, Алан, – глухо отозвалась Мириам и, взяв крест пальцами, подняла его вверх, так, чтобы я тоже мог его видеть. – Это сакральный древнеегипетский символ. Анкх. Видишь круг в верхней части?

– Да, вижу.

– Он обозначает обитель бога Солнца. Горизонтальная линия – небосвод, а вертикальная – жизненный путь человека. Анкх называют «Ключом жизни», открывающим царство мертвых и тайны «бессмертия». В древние времена его наносили на амулеты, считая, что он продлевает жизнь на земле. Согласно одной из легенд, анкх символизирует слияние женской и мужской энергии.

– Хорошая легенда. Мне нравится.

– Ты же ее еще не слышал, – качнув головой, улыбнулась Мириам, а я решил доказать, что не зря получил свой диплом.

– Древнеегипетского бога Осириса убил его собственный брат Сет, – профессорским тоном заговорил я. – Он приказал разрубить его на куски и разбросать по всему Египту. Изида, скорбящая жена Осириса, собрала части тела супруга и, соединив, вдохнула в них жизнь на короткое время, чтобы зачать совместного ребенка. Их сын Гор в итоге стал могущественным божеством неба и солнца и изображался держащим в руках анкх, символизирующий слияние женской и мужской энергии и вечную жизнь.

– Я могла бы и догадаться, что писатели знают все, – с легкой иронией заметила Мириам.

– Далеко не все, – заверил я и тут же добавил: – Но многое. Например, я знаю, что этот камень в центре, вероятнее всего, лазурит. Угадал?

– Да, – удивленно выдохнула Мириам.

– Так вот, в древнем Египте лазурит называли «хесбет», небесный камень, – воодушевленно продолжил я. – При проведении ритуалов жрецы покрывали себя краской синего цвета, изготовленного из толченого лазурита, а судья носил на груди пектораль с надписью «Истина». Египтяне верили, что с помощью лазурита можно устанавливать связь с богами и освобождать душу от темных демонов. Синий цвет вообще был на особом счету у древних египтян. Он ассоциировался с водой, а светлые оттенки – с воздухом. Кстати, археологи неоднократно находили древние египетские мумии с темно-синими льняными повязками. Это единственный цвет на тканях, сохранившийся в течение тысячелетий, когда все остальные выцвели.

– С ума сойти… – пораженно отозвалась Мириам. – Алан, тебе точно было бы о чем поговорить с моим отцом.