Индейцы озера Титикака - [4]

За углом часовни кто-то из опоздавших покупает у колдуна пакетик ладана. Затем он становится на колени перед стариком, тот кладет ему на голову руку и благословляет пакетики с ладаном; после благословления старик протягивает пакетик для поцелуя. Юноша встает, быстро раздувает огонь в своей кадильнице и опускается вместе с молящимися.

К сожалению, я не мог наблюдать этот обряд до конца. Услышав щелканье камеры, люди стали на меня коситься, затем начали злобно что-то выкрикивать (особенно женщины) и показывать на меня; в результате младший из колдунов попросил, чтобы я ушел, поскольку люди собираются меня прогнать. Уходить не хотелось, но делать было нечего.

* * *

Самая низкая часть города, от высотного здания университета до Калакота, — это кварталы богачей. Здесь расположено большинство дипломатических представительств. Тихие улицы окаймлены зеленью. Гораздо чаще, чем в других местах города, тут встречаются полицейские; вероятно, они следят главным образом за тем, чтобы жителей квартала не беспокоила беднота. Из индейцев и метисов сюда ходит лишь прислуга (которая в Боливии дешева, ее ежемесячная плата колеблется от 3 до 25 долларов), а также те, кто нищенствует, собирая басуру, то есть отбросы, прежде всего с кухонь; этим питаются целые семьи.

Климат Ла-Паса очаровывает удивительными контрастами.

В восемь часов утра вам достаточно прохладно в пиджаке и свитере под ним, а в полдень, когда вы возвращаетесь с работы домой, можно идти в одной рубашке. Около одиннадцати часов вы встречаете на солнечной стороне улицы девушку в легоньком пестром платьице, босиком, а по другой стороне, в тени, идет женщина в богатой шубе; обе одеты соответственно погоде. Солнце греет, а тень холодит, и это главное.

Мечта большинства местного населения — иметь какую-нибудь торговлю. Людям снится приятная лавочка, полная товаров и покупателей-индейцев, или ларек наверху, на черном рынке. Здешний черный рынок — вещь чрезвычайно интересная. Достаточно большой базар на площади дополняют многочисленные ларьки на прилегающих улицах. Здесь можно найти все, что придет на ум; товары главным образом контрабандные.

Правительство это терпит, поскольку черный рынок как-то сдерживает рост цен. Товары доставляют боливийские контрабандисты (у которых, между прочим, есть свой профессиональный союз). Таможенных сборов и налогов они не платят, и поэтому могут продавать вещи дешевле, чем «законные» торговцы. Например, красивый перуанский шерстяной свитер на черном рынке стоит неполных девять долларов, тогда как в магазине десять. При этом контрабандист получает гораздо большую прибыль. Если бы не было контрабандиста, который продает свитер за девять долларов, «законный» торговец продавал бы его за двенадцать или тринадцать.

Интересной для меня была также базарная площадь. В субботу утром сюда регулярно приезжают, чтобы закупить продовольствие. Поблизости собирается кучка мальчишек, на бронзовых лицах которых застыли старательные улыбки; протягивая руки, они предлагают хозяйкам поднести за маленькие вознаграждения корзинки. Вообще-то говоря, у каждой хозяйки, которая регулярно сюда ходит, уже есть свой помощник. Вот один из них, Луизито, более чем скромно одетый паренек лет четырнадцати. Однако когда он улыбается, его одежду перестаешь замечать. Это широкая, немного грустная улыбка индейца, улыбка угнетаемых столетиями поколений, очень милая улыбка доброго, простого человека, который с юности познал, что такое нужда и беда.

Но Луизито уже взял корзинки, и мы направляемся по наклонной бетонной дороге вниз. Проходим мимо маленьких лавочек, где торгуют мылом, стиральными порошками, всевозможными консервами, пестрящими разноцветными этикетками и обертками. Вокруг холма всюду, куда ни посмотришь, овощи и фрукты. Минуем любопытные лавочки. Каждая из них представляет собой своего рода ящик или, скорее, нары, высотой примерно 130 сантиметров, с дверцей, ведущей внутрь. Это помещение — склад: на нарах ровными кучками лежат всевозможные овощи, известные и неизвестные, а среди них в вышине восседает, словно на троне, продавщица в типичном для Ла-Паса цветном нарядном платье метиски или индианки. Цветная, с широкими оборками юбка, пестро-полосатый платок и на голове традиционная шляпа.

Проходим к «своей» продавщице. Морщинистое коричневое лицо улыбается. «Буэнос диас, мамита» («добрый день, мамочка»). Здесь такой милый обычай. Покупательница называет продавщицу мамой, мамочкой, а та ее доченькой или красавицей, девонькой и т. п. «Дайте мне, маменька, вот эту капусту, кочна три, затем цветную капусту, чокло (Чокло — вареные початки недозрелой кукурузы), одну или две папайи, но хорошие!» — «Увидишь, доченька, что я тебе выберу!»

В таком духе протекает весь разговор. Пять кочнов, три папайи, два сельдерея, шесть чокло. А затем начинается хоровод тысяч и десятков тысяч боливиано, потому что денежная реформа, которая примерно приравняла боливийское песо к доллару, осталась лишь в теории, новых денег до сих пор нет в обращении. Таким образом купленные овощи стоят каких-нибудь 60–70 тысяч боливиано, то есть 60–70 новых песо. Для нас непривычно платить за пачку сигарет три тысячи, за корзинку 50 тысяч, но к этому скоро привыкаешь.