In vinas veritas - [23]

— Куда это нас заманил мерзкий карлик? — сквозь зубы прошептал старпом.

Действительно, чувствовали мы себя здесь неловко, как будто на чужом празднике в виде непрошеных гостей.

Дама негромко, но решительно заиграла полонез Огинского, все зашевелились и начали делать заказы. Я доверил это дело Саше, сам отвернувшись в сторону далекого неспокойного моря. Как хорошо, что сейчас я на берегу, подумал я и вспомнил, как однажды посещал больницу в Токио.

Тогда, милостью господ штурманов, не давших мне антиожоговую мазь, я жестоко страдал: получил паровые ожоги обоих рук, которые не заживали долго, нарывали и очень болели. Когда терпеть стало невмоготу, я предъявил во время ужина свои конечности для обзора капитану. Аппетит у него, конечно, испортился. Результат не заставил себя ждать — через пару дней в Японии с раннего утра за мной заехал полуагент — полумедик. Оказывать помощь на месте, на что настаивала судовая администрация, он решительно отказался и повез меня сквозь просыпающийся Токио в госпиталь. Путь оказался неблизким, но мы говорили о всякой всячине всю дорогу, поэтому боль в руках не делала поездку мучительно-бесконечной.

Меня поразило то, что пришлось ждать приема врача больше часа, ожидая свою очередь. Я сидел в огромном фойе, а вокруг неторопливо передвигались пожилые японцы. Большая часть из них была возраста ветеранов Второй мировой войны. В каждом сморщенном старике мне чудился выживший камикадзе квантункской армии, в каждой старушке — гейша на пенсии. Из европейцев я был один. Да что там, не было ни одного негра или ирано-иракского беженца. На меня ненавязчиво обращали внимание, как на большое белое чудо-юдо.

Постоянно играла музыка. Позднее я увидел ее источник — рояль, на котором клавиши волшебным образом сами по себе нажимались. Репертуар я выучил за десять минут. Такова была периодичность плавного наигрыша композиции «Спи, моя радость, усни». Наверно, такая оптимистичная мелодия настраивала пациентов на оптимистичный лад, внушая мысль о бренности бытия и радости покоя, вечного покоя.

Когда по местной громкой трансляции назвали мое имя, добавив к нему приставку «сан», я поплелся вслед за медсестрой, которая усадила меня на диван в коридорчике, отделенном от общественного зала ожидания короткими шторами. Их длина была такой, что я мог видеть только ноги сидевших в креслах людей. Ожидать приема мне пришлось еще минут двадцать. От нечего делать сосчитал все ноги, какие были в зоне обозрения. Получилось нечетное число. Я пересчитал еще раз — то же самое. Выходит, за занавеской сидел то ли трехногий мутант, то ли одноногий инвалид. После скрупулезного анализа обуви пришел к выводу, что одно копыто в кеде не имеет пару. Я со всем вниманием стал осматривать его: нога пятидесятого размера, отстукивающая такт, руки на подлокотниках кресла, клетчатая рубашка. Я уже стал отводить взгляд, как, вдруг, после очередного объявления, появилась из ниоткуда другая нога, человек встал и ушел. Интересно, где же он прятал свою конечность, за голову, что ли, забрасывал?

Додумать не успел, потому как, наконец, вызвали меня. Спасибо миловидному японскому врачу женского пола. Хоть она и ни бельмеса не знала по-английски, но вовремя давала мне нашатырь, когда я, уставая от зачистки моих ран с помощью блестящих скребочков, готовился завалиться в обморок. Наверно, они просто забыли об обезболивающем. Я-то вспомнил, но японский язык всегда был для меня чужд, поэтому пришлось обливаться крупным потом и терпеть.

Наверно, выглядел я на выходе из госпиталя не очень жизнерадостным, потому что мой гид стремглав ускакал в близлежайший магазин и вернулся оттуда с бутылкой ледяного сока. Мог бы, конечно, сакэ прихватить какое-нибудь.

Репертуар элегантной пианистки был разнообразным. Солидные дедки сметали с тарелок еду, флегматично орудуя вилками и ножами. Саша нам заказал рыбу в кляре, чему я порадовался, потому как старался не очень обременять желудок мясом. Наш маленький горбатый официант заставил весь стол разнообразными тарелками. Даже лимон лежал на отдельном блюдечке, пронзенный трезубой вилкой и со специальным кривым блестящим ножичком. О цене всего этого лучше было не задумываться. Но когда, расположив все блюда в гармонии, он начал предлагать отведать их вина, Саша, не выдержав, спросил:

— Нужно ли нам будет за это рассчитываться наличностью?

Карлик рассмеялся скрипучим смехом:

— Если Вы желаете, то можно и так. Но, вообще-то, весь ужин будет позднее включен в общий счет номера при вашем отъезде.

— Хорошо, мерзкий карлик, неси нам вино из своих погребов! — сказал я по-русски.

— Что, простите? — переспросил он.

— Мой друг желает сначала отдегустировать вино, чтоб потом сделать выбор. Это возможно? — поинтересовался старпом.

Тот кивнул в ответ и удалился, позвякивая ключами.

Дегустировали мы все вино, что он приволок с собой на тележке. Наше поведение откровенно его развлекало. В конце концов, посмаковав по глотку из всех бутылок, я сказал:

— Пожалуй, мы остановим свой выбор на самом дешевом вине из всего этого изобилия.

Саша засмеялся, карлик тоже вовсю заулыбался.