In the Deep - [15]

Ну надо же, как твердо, сдуреть можно. А ты неплох, Синдзи, совсем неплох.

— Пффф, — сказала я и пожала плечами. — Насчет процентов мы еще посмотрим. Обсудим в каюте.

Синдзи кивнул и повернулся, чтобы уходить из трюма, уверенно так, почти по-хозяйски повернулся, подтверждая мое впечатление: все же не безнадежен. Но ему не повезло сегодня, потому что я — инквизитор. Одним тычком в управляющий блок я вызвала меню и вжала клавишу экстренного открытия цистерны.

— Нет!

Он почти напоролся на выставленный клинок, и я покосилась на него: отдавать приказ виртуальному интеллекту неудачник не стал — да его вообще, похоже, больше ничего не волновало. Он весь был там, у контейнера, где уходило в стену скругленное стекло, откуда шел ледяной пар, и сенсоры моего скафандра пискнули, сообщая, что там все плохо и холодно.

А потом из этого замороженного облака лицом вниз выпало тело.

На ослепительно белой коже тонкой паутиной застывал иней, он покрывал голубизной спутанные волосы, и это, несомненно, была девушка. Во вторую очередь я обнаружила массивные черные браслеты на запястьях и похожие анклеты на щиколотках.

«Это что, ограничители?»

Понимание происходящего оказалось неожиданно приятным: есть самооправдание, чтобы грохнуть симпатичную сволочь. Он ведь как чувствовал, что я посчитаю «охоту за головами» чем-то пострашнее генной бомбы.

И — да, я знаю. Я прискорбно не согласна с уголовным кодексом.

Ненавижу.

— Приторговываешь плотью, мудак? — прошипела я, сбивая застывшего парня с ног. Носком под ребра — и квантовый клинок к горлу. — Беглая? Чья-то дочь? Кто она?

— Хрр-р… — сказал черноволосый засранец, харкая кровью. Он норовил свернуться в клубок, но я ему не давала.

— Умри, сволочь!

— Н-не надо! — выкрикнул он.

Наверное, это рефлексы. Или опыт. В любом случае, я поняла, что «не надо» — это не ко мне, хотя квантовое лезвие уже взмыло над его шеей. Я обернулась и крутнулась в пируэте, ловя картинку и стараясь умять ее в мозг.

«Пленница» вставала с пола, и с нее мелкой пылью осыпался иней, а браслеты-анклеты взорвались струями дыма. Дым лип к белому телу, дым скрывал небольшую грудь и поджарый живот, дым опутывал ноги, а над всем этим буйством коллоидного скафандра разгорались алые глаза.

Так я это все и запомнила: дым, без единой кровинки лицо и алые глаза.

А потом картинка моргнула и изменилась.

— Рей, не надо!

Синдзи, раскинув руки, встал между мной и ею и громче повторил:

— Не надо! Пожалуйста!

Это было дико, а я ведь повидала всякой всячины. Странное существо, затянутое в черно-белый скафандр, глядит теперь в лицо стоящему перед ней препятствию, а я уже почти собралась как-то активно среагировать, когда Синдзи, не оборачиваясь, сказал:

— Выйди в коридор, пожалуйста.

«Он не заикается», — поняла я за дверью. А еще у меня было отчетливое впечатление, что я сейчас стала свидетелем абсурдной семейной сцены. Стоять дура-дурой пришлось недолго, хотя я успела понять, что сбило меня с толку. Я заторможено среагировала на угрозу потому, что эта худая красноглазка сориентировалась в пространстве слишком быстро. Словно и не сидела до того в крио-камере. «У нее должны мозги оттаивать и суставы крошиться. Как она встала? Яужмолчуоб активации скафандра?..»

Дверь зашипела, и вышел Синдзи. Если я что-нибудь смыслю в несчастных выражениях лица, то это было именно оно. И как это все склеить с произошедшей сценой — не понимаю. Ни в одном глазу.

— Что это было? — спросила я, заглядывая ему за спину.

Там был набитый и замусоренный трюм, там стоял закрытый крио-блок биологической защиты, и вообще: мне все померещилось, только вот на роже у обормота очень уж красивый след моей ноги.

Синдзи прислонился к стенке и косо взглянул на меня.

— Я спрашиваю, что это…

— Слушай, сн-ними шлем, а?

Он меня прервал. Он непонятный недоносок на непонятном корабле с непонятной красноглазой хренью в трюме. Но он попросил так жалобно, словно вымаливал воды человек с сожженным животом. Я стиснула запястье, и шлем взорвался облачком газа, и пока тот втягивался в приемные сопла, Синдзи во все глаза изучал меня.

— Ты, хм, к-красивая, — буркнул он как-то по-детски.

«Красивая…» Когда тебе, госпожа бывший инквизитор, комплимент в последний раз делали, а? Не в баре — «Какая попка!», — а именно комплимент?

— Ты мне зубы не заговаривай, — сказала я. — Кто это такая?

— Это… Ну, она…

Я морщилась и, видимо, хмурилась, слушая эти жалкие звуки. Но вот голова-то работала, и там были ассоциации. Где-то я уже встречала это дикое сочетание мертвенной бледности и красных глаз. В комплект там прилагалось что-то вообще запредельное. Опираясь на теплую стену замечательного фрегата с таким теплым именем «Сегоки», я смотрела сквозь бормочущего капитана, а на самом деле вглядывалась в свою память.

Не надо завидовать памяти инквизитора, договорились?

Ответ был, и он, разумеется, нашелся.

— Иди ты! — сказала я. — Это что, была Аянами?

Синдзи заткнулся, как если бы я ему залепила плюху. Ума, кстати, не приложу, что за бред он там городил, пока меня не было.

— Эм, н-ну, да.

Наверное, самые глупые три слова, которые можно услышать об Аянами. И уж точно — самое глупое место о ней говорить, когда корабль Его Тени так близко.