In the Deep - [142]

— Аска, ты снова паришься.

Я спрятала улыбку и не стала отвечать.

Карманный стратег и карманный чудотворец — великолепный экипаж.

***

Погружение в червоточину — это как тошнота, причем тошнит одновременно и тебя и тобой. Меня размывало, размазывало в разорванном междумирье, я думала о том, что так и не спросила Синдзи, каково это — погружаться сквозь «колодец зеркал», я думала, что корабль сейчас разорвет сам себя от напряжения.

Я думала — пожалуй, это было единственное, что от меня осталось.

Все остальное стало звоном, стало тонким пением флейты, которая всю жизнь преследует коснувшихся червоточины.

Бам-бам-бам…

Я сжимала виски, угомоняя струнный оркестр, в котором почти терялась забытая флейта, а перед глазами в серой пелене уже горели навигационные экраны «Сангоки». Рубка фрегата обретала плоть, первыми сгущались все яркие плоскости и — почему-то — серверная консоль.

— Точка Гулевского пройдена, — сообщил мягкий голос. — Запущена гомеостатическая подсистема.

Все, Закат. Закат — мир, от которого мы пока что защищены двадцатью тоннами чудесного изобретения. Это самое чудо сейчас жрало сверх-топлива, как легкий бриг, а новые панели с данными действовали на мою тошнящую голову, как… Как…

Я огляделась. Фрегат «Сангоки» проходил «Фойершельд» последним, и плевать я хотела на протоколы безопасности: главное — удостовериться, что я здесь не одна.

— Всем «гоки», аппаратная перекличка, — сказала я пульту связи.

И — метка раз, метка два. Я смотрела на опознавательные сигналы «Сегоки» и «Рокугоки», пытаясь найти ошибку. Ошибка была, и только когда в мутной после перехода голове звякнул голос Кацураги, я сообразила, в чем дело.

— Гомеостазис все трое запустили?

— Мисато-сан, я вижу только два корабля.

Холодные пальцы подрагивали на горле, словно кто-то из забытых в другой реальности войд-десантников вернулся за мной. Пальцы касались висков, оглаживали бока, втягивая меня в мягкий, обволакивающий и поглощающий ложемент.

«Йонгоки» проходил червоточину перед нами, и у Маны не было даже дурацкого шанса дезертировать, и ничего вообще у Маны не было, а была глупая червоточина — без законов, без правил, но с диким характером.

Кацураги оперлась на подлокотники и села в кресле повыше. Полные губы женщины были серыми, как изнанка.

— Я запускаю форсированное сканирование, а ты свяжись с другими кораблями. Пусть передадут данные о прохождении сквозь «Фойершельд».

— Есть.

Где же ты, девочка-солнышко?

— Каору, Синдзи. На связь.

Два экрана ожили, воплощая рубки фрегатов. Еще там были покрытый бисеринками пота лоб Нагисы и встревоженная мордочка обормота. Это просто такие разные лица у беды, поняла я.

— Где Мана? — спросил Каору, слегка облизнув верхнюю губу: ему было хреново и больно, Закат ухватил его ледяными пальцами прямиком за сердце. Я видела изменившуюся кожу, сосуды в которой вдруг стали вести себя очень-очень-очень плохо.

— Мы уточняем, Каору. Перешли данные о проходе.

Ай-яй-яй, как холодно, обожглась я, слушая сама себя. Как неприятно. Зам Кацураги по общению с подчиненными. Наистерить бы.

— Хорошо, держи, — кивнул бывший штурман.

— И свою биометрию, — добавила я. У красноглазого зазеркальца были расширены зрачки. Не знаю, к чему его там подключили, но это что-то явно не справляется со своей работой. Как бы ни пришлось ставить ему в рубке почетный караул с реанимационными комплектами.

— Аска, я ее не вижу, — встрял Синдзи. — Я уже пару минут сканирую ближний космос, и…

— Данные сканирования — моему ВИ, — перебила я.

— Х-хорошо, — запнулся обормот и склонил голову, отбивая что-то на виртуальных клавиатурах.

В трех рубках было очень тихо, везде люди вроде как работали, а потом я заметила за спиной Синдзи Рей.

Аянами сидела у орудийной консоли, глядя перед собой. Замороженное супер-оружие просто там сидело и молчало. Прошлые рейды в Закат вспоминала, что ли. Я тряхнула головой: пустые алые глаза вгоняли в какую-то прострацию.

— Я нашел ее, — вдруг выдавил Синдзи.

— Где?

Кацураги успела с вопросом раньше меня, но зато я сразу поняла — где. Метка «Йонгоки» светилась на экране подпространственной связи. Уровень сигнала — третий стандарт, уверенный прием. Только вот незадача: третий стандарт — это в зоне действия сканирующей сферы даже самого поганого корвета.

Метка иголкой тыкала мне в глаз, и я отбила команду на установку связи.

Третий экран пошел рябью изнаночных помех, его затянуло сеткой калибровки, а потом там появилось лицо Маны. Киришима осунулась, у нее запали щеки, и в глазах было пусто и устало. Девочки-солнышка на экране не было. Капитан Киришима была, а вот девочка-солнышко — нет.

— Мана! — воскликнул Синдзи.

Девушка глядела куда-то сквозь камеру своего узла связи, она просто сидела и смотрела в экран. Готова поклясться, что если я приближу изображение и рассмотрю отражение в ее глазах, то увижу там пустой голографический дисплей. Ну, или марево гравитационных помех.

— Она нас не видит, — сказал Каору тихо. — И она не в этом мире.

За спиной Маны переборка зарябила и застыла ноздреватой губкой.

— Выключай, — приказала Мисато-сан.

Я оглянулась. Женщина смотрела мимо меня — на застывший портрет своей ученицы, фоном которому была вырождающаяся металлорганика, и выражение лица у нее было нечитаемым. Или, как вариант, непечатным.