Имя твоё... - [56]

– Мы рады вас приветствовать, – проворковал нежный голос. – Слушаю вас, мое имя Ронит.

– А… – я никак не мог вспомнить имя, только что – мгновение назад – выпавшее из памяти. – Мне нужна… Да, Татьяна, она еще у вас работает?

– Тания! – закричала Ронит, не думая отодвигать трубку от губ, и ее вопль едва не разорвал мне барабанные перепонки. – Минуту. Сейчас я переведу.

Прошла не минута, а, должно быть, целых пять – видимо, Татьяна Абезгауз работала с клиентами и не могла отвлечься. В конце концов, разве мне непременно нужно говорить именно с ней? Та же Ронит могла бы дать информацию о московских рейсах и заказать билет.

– Слушаю, – появилась, наконец, Татьяна.

– Мне нужен один билет в Москву. Срочно. Если возможно – на завтра или даже сегодня.

– На сегодня – только в кассе Бен-Гуриона, – деловито проинформировала Татьяна, и я с досады едва не хлопнул себя кулаком по голове. Куда делись мои мозги? Разве я не знал, что в день отлета билет можно купить только в кассе аэропорта?

– У вас есть виза? – продолжала Татьяна. – Если виза в порядке, то рекомендую ехать в Бен-Гурион…

– У меня нет визы, – прервал я, досадуя на собственную бездарность: ведь и об этом я должен был подумать самостоятельно!

– Тогда боюсь, вы не сможете вылететь ни сегодня, ни завтра, – объявила Татьяна. – Оформление визы в российском посольстве займет минимум трое суток. Если повезет.

Это невозможно! Немыслимо – я должен быть там сейчас, немедленно!

– У вас, наверное, чрезвычайные обстоятельства? – Татьяна понизила голос, теперь в нем звучало неподдельное участие – наверное, она решила, что у меня в Москве умер близкий родственник.

– Да, – подтвердил я, – самые чрезвычайные.

– Надеюсь, у вас хотя бы есть заграничный паспорт?

– Да.

Заграничный паспорт я заказал, когда собирался в Лондон. Вернувшись из той жуткой поездки, в которой мне ни одной минуты не удалось побыть наедине с городом моей мечты, я положил паспорт в папку к прочим документам.

– Тогда я бы вам посоветовала, – заявила Татьяна, – прямо сейчас подъехать ко мне в агентство с паспортом, и на месте мы что-нибудь придумаем. Всегда есть возможность придумать что-то.

Какая удивительная по свежести мысль!

– Хорошо, – сказал я. – Буду у вас минут через двадцать.

За минувший год Татьяна успела перекрасить волосы – стала блондинкой, хотя прошлым летом была жгучей брюнеткой – и избавиться от старивших ее морщин. Видимо, это было свойство кожи – женщине вряд ли исполнилось сорок, но морщины, появившиеся не вовремя, старили ее лет на десять, если не больше. Должно быть, Татьяна сделала подтяжку кожи – во всяком случае, морщины исчезли.

– Вы замечательно выглядите, – не удержался я от комплимента, подумав почему-то, что похвала повысит мои шансы на приобретение билета.

– Спасибо, – улыбнулась Татьяна. – Вы тоже будто помолодели с прошлого года.

– Вы меня помните? – поразился я.

– Конечно! Вы ездили в Лондон с группой Хазана. Как, остались довольны?

– Очень, – пробормотал я, не желая описывать сейчас мои лондонские мучения.

– Так вам срочно нужно в Россию? – перешла на деловитый тон Татьяна. – Все зависит от того, как быстро удастся получить визу. Я задействую своего человека в Тель-Авиве, он скажет, что у вас чрезвычайные обстоятельства… Они действительно чрезвычайные?

Чего было больше в этом вопросе – стремления помочь или женского любопытства? И еще что-то… Как сказала бы моя знакомая по имени Тамара, большой специалист по оккультным наукам, – в вопросе заключалась скрытая энергетика. Подтекст, который я ощутил и насторожился. Будто шевельнулось нечто в мозгу, и рука потянулась к бумаге, но желание изложить в письменной форме мысль-наставление сразу исчезло, не достигнув той стадии, когда я уже не в состоянии был бы совладать с собственными идеомоторными актами. Если мой предок, или кем он там был на самом деле, собирался мне о чем-то поведать, то он, похоже, передумал, поняв, что обстановка туристического агентства не располагает к демонстрации автоматического письма.

– Чрезвычайные, – кивнул я, и энергетическое давление со стороны Тамары резко ослабло – то ли я пришел в себя, то ли она почувствовала, что переборщила, заставив меня насторожиться.

– Давайте ваш заграничный паспорт, – улыбнулась Татьяна, – я запишу данные и прямо сейчас попробую провентилировать этот вопрос. Вы посидите в кресле, почитайте журналы…

Глупо все это было. У меня не было в запасе трех дней. У меня и трех часов в запасе не было. Мне нужно было быть в Москве сегодня, а лучше всего – сейчас. Почему я сидел и листал журнал, в то время как в Москве моя любимая женщина находилась в смертельной опасности, и каждую минуту с ней могло случиться непоправимое?

И почему, думая об этом, я пользовался словами, которые терпеть не мог в обыденной жизни, полагая их (и не без основания) пошлыми и искажающими суть?

Я сбился в собственных мыслях, представив, что сейчас может происходить в Алининой квартире – дверь, сорванная с петель, участковый, дым в квартире, никто ничего не понимает, а потому паникуют все, но меня не интересовали все, Алину же я не слышал, не видел, не понимал, и потому сам находился на грани паники.