Имя на камне - [96]

Помню, как за несколько дней до начала войны Толян, счастливый, объявлял всем и каждому, что едет в пионерлагерь, За последний год он как-то сильно пошел в рост. Он поехал в лагерь под Лугу (по пути, как видно, его и щелкнул фотокорреспондент), но очень скоро был возвращен вместе с остальными ребятами: немцы взяли Псков, и под Лугой велись оборонительные работы. Последний раз я видел Толяна в конце ноября 1941 года, в их комнатушке деревянного дома на Ярославском проспекте. Он лежал на кровати, закутавшись в одеяло. Комнату освещал слабый свет коптилки — электричества уже не было, керосина — тоже. Опустив глаза и перебирая одеяло худыми, тонкими пальцами, он говорил:

— Борис, ведь кончится война? Ну, когда-нибудь она кончится… Допустим, через полгода. Пусть!.. Так? И я скоплю сколько-то денег. Пусть не сразу, а через месяц, как мы до войны копили к ноябрьским или к Первому мая… И куплю себе шоколаду. «Золотой якорь», который до войны семь пятьдесят стоил…

Война кончилась, но Толяна не стало. Не дожил до весны. И теперь, глядя на его веселое, счастливое лицо на музейной фотографии, я думаю: «Толян, Толян, вот где ты оказался… Спустя сорок лет! Что ж, ты по праву занял здесь свое место».

От экспозиции «Последний мирный день» сразу входишь в следующий, уже полутемный зал, и тебя встречает песня:

«Вставай, страна огромная!..»

Война. Ее полководцы, солдаты, совершавшие подвиги.

Блокада. Ее герои — рабочие у станков, бойцы ПВО. И под стеклом окаменевшая порция хлеба — 125 граммов. Испечен он, как поясняет надпись, из «дефектной ржаной муки, отрубей, целлюлозы и обойной пыли». Затем — всемирно известный дневник Тани Савичевой, самый первый и самый потрясающий. Но это все надо видеть… Хотя все равно, как заметила одна блокадница, чтобы понять, что такое блокада, надо было быть там. И это верно.

…Музей истории Ленинграда, его фонды, запасники расположены в Петропавловской крепости. Эту крепость знает весь мир. Ее основанием начался город, и эта крепость определила в дальнейшем весь архитектурный облик города. И когда на экранах появляется Ленинград — что показывают прежде всего? Силуэт Петропавловки, ее куртины и бастионы. И невозможно, конечно, было найти более подходящее место для музея города, чем это место.

Здесь — тишина. Каждые четверть часа бьют куранты, и многочисленные экскурсанты, задирая головы, рассматривают шпиль пронзительной высоты Петропавловского собора. Но и здесь, в музейной тиши, перед юбилеем наметилось оживление. В основные фонды музея увеличилось поступление документов военных лет. Часто это просто письмо на фронт или с фронта с поблекшим штампиком: «Просмотрено военной цензурой. 1943». Или наградные документы умершего участника обороны. Сотрудники музея производят опись, регистрируют, и документ становится достоянием истории.

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдет мой труд, усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду,

И пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет.

Слово «монах» звучит несовременно и уже совсем не ассоциируется с молодыми современными людьми — научными сотрудниками музея, его хранителями. Но сущность-то и смысл работы летописцев не изменились. И здесь, как в древних монастырях, собирают свидетельства, пишут историю.

Совсем недавно в музей поступил еще один документ, еще одно свидетельство очевидцев блокадной зимы 1941/42 года. Когда я пришел в Петропавловскую крепость, документ этот только передавался в фонды. Прежде всего специалисты определили, что документ — подлинный. Это — часть дневника, который вела в блокаду ученица восьмого класса 10-й школы Дзержинского района города Наташа Соколова. Несколько страниц ученической тетради, написанных ясным почерком пятнадцатилетней девочки. На мой взгляд, дневник яркий, в чем читатель сможет убедиться сам.

В таких случаях всегда интересен побудительный момент — отчего этот дневник оказался в музее, спустя сорок лет? Почему его принесли только сейчас? Кто принес? И так далее. К пожелтевшим страницам дневника приложена телеграмма, датированная сорок вторым годом:

«Данилово Ярослав Ленинград Чайковского 38 кв 33 Соколовой Отстал детей Ефимовской нахожусь Данилове Ярослав. Ехать не могу надо срочно разыскать детей».

— Этот дневник и остальные документы принесла нам Валентина Федоровна Карякина, блокадница, доктор наук, награждена орденом Ленина, — пояснила научный сотрудник музея Татьяна Владимировна Володченко.

Она опекает этот документ и, кажется, без большого желания открыла его мне, и то с ведома главного хранителя. Несмотря на этот некоторый ажиотаж вокруг появившихся документов, сама атмосфера в музее была доброжелательной. Научные сотрудники Володченко, Баклан, главный хранитель ревниво сберегают каждый документ для истории. Его изучают, ведут розыск лиц, связанных с ним.

Я побывал у В. Ф. Карякиной. Она живет на Петроградской стороне, на Аптекарском проспекте, в столь характерном для этой старой части города доме без лифта с колодцем-двором. Квартира хорошая, со вкусом обустроенная, без модных ковров и престижных подсвечников. Ничего бросающегося в глаза, режущего. Хозяйка — Валентина Федоровна — несет на лице выражение той значительности, которую накладывает большая, духовно прожитая жизнь. Ей — девятый десяток. Она — геоботаник и степень кандидата имела еще до войны. С началом войны решила, что ее профессия не нужна, и пошла на ускоренные курсы медсестер. А затем — назначение в военный госпиталь, разместившийся на юрфаке университета… Палатная сестра, бомбежки, голод, а рядом — девятилетняя дочь, Лена.