Imprimatur - [89]

– Его собственный? Неужели Кампанелла ставил себя выше Христа?

– Ну, в общем, да. Инквизиция обвинила его в том, что он ставит себя на одну доску с Мессией на том основании, что якобы в момент его рождения звезды были расположены на небосводе не менее необычно, чем при рождении Христа.

– И что же, это обвинение обоснованно?

– Не совсем. Насколько мне известно, Кампанелла никогда не мнил себя равным Христу, он лишь думал, что обладает пророческим даром. В то же время какие-то основания для подобного обвинения все же были – будучи в тюрьме, он совершил ошибку, заявив, что присутствие семи планет в асценденте (большинство королей и императоров имели не больше трех) настолько уникально, что ему предстоит возвыситься – и в том его якобы заверили еврейские и германские астрологи – до ранга владыки мира. Смело, не правда ли?

– И что же дальше?

– А дальше случилось совсем не то, чего он ожидал. Долгие годы томился он в тюрьме из-за своих утверждений. Урбан VIII освободил его, дабы использовать в качестве астролога. Папа испугался возможного шума в связи с распространением предсказаний о его скорой смерти.

– В таком случае выходит, Урбан VIII верил в астрологию, которой сам же объявил бой!

– Ну да! Я тебе ведь уже говорил – кто только не отдал дань даме по имени Астрология во все эпохи. Галилей – и тот, испытывая денежные затруднения, опускался до асцендентов, – рассмеялся Стилоне.

– Когда предсказание о его кончине стало переходить из уст в уста, папу Барберини охватил ужас, – продолжал Стилоне. – На людях он всем своим видом выказывал презрение к басням Моранди, а тайно вызволил Кампанеллу из тюрьмы и просил его отвести от себя угрозу. Доминиканец из кожи вон лез, старясь оградить папу от заразы, – и окуривал, и окроплял ароматическими веществами, и просил облачаться только в белое, что препятствует помрачению ума, и жег факелы, символизирующие семь планет, и много чего еще делал.

Сперва удача сопутствовала Кампанелле в его начинаниях, понтифик был здоров и благодарен ему. Но злой дух в другой раз ударил по нему – его предали, и в этом он и впрямь сравнялся с Христом. Одно из его тайных сочинений «De Fato Siderali vitando» было помимо его воли передано французскому печатнику, который и прежде выпускал его труды. А предали его два доминиканских монаха, воспылавших к нему завистью при появлении слухов о том, что их собрат скоро будет возведен в ранг советника Святого Престола. Французский печатник заглотнул наживку, подумав, что Кампанелла, почти не покидающий тюрем в последние годы, просто не смог приложить письма к своему трактату. И тот вышел в свет.

– Но разве этот труд не учит тому, как избегать неблагоприятного воздействия светил?

– Вот именно. Кампанелле был нанесен смертельный удар. Он изложил в своем труде способы, которыми отвращал от папы это воздействие. Об этом в Риме давно уже поговаривали, но не было доказательств. Кое-кто считал эти ухищрения дьявольскими. Труд Кампанеллы словно нарочно был сочинен с одной-единственной целью – полностью подорвать авторитет Святого Престола. Чтобы прекратить разгоревшийся скандал и утишить гнев папы, Кампанелле пришлось в срочном порядке издать другую книжку, в которой он пытался доказать, что применяемая им практика не имеет отношения ни к суевериям, ни к сделкам с дьяволом, что она объяснима с точки зрения критериев естественной философии и чувственного опыта. Но был вынужден бежать во Францию, где нашел убежище и стал преподавать в Сорбонне. Королева даже обратилась к нему с просьбой составить гороскоп дофина, которого только что произвела на свет.

– Людовика XIV?

– Да. К счастью, Кампанелла не наделал ошибок в том, что стало последним великим предсказанием в его жизни. Он предрек, что будущий король будет долго, твердой рукой и успешно править. Так и случилось. Но пора и честь знать. Слава Богу, меня потянуло в сон.

* * *

Светало. Я с облегчением покинул Стилоне, коря себя за то, что сам подначивал его к долгому рассказу. Я не только не узнал ничего нового об отравлении Муре и похищении жемчужин, но и еще сильнее поколебался в своих воззрениях после этой долгой беседы.

И взяло меня тут раздумье: а не сопряжено ли мое желание поступить в газетчики со множеством опасностей: чрезмерная близость к людям, подобным аббату Моранди, доверявшим свои предвидения газетам и объявлениям, подвергала газетчика риску быть отождествленным с астрологом, а то и колдуном, и еретиком.

Кроме того, праведный гнев переполнял меня: да где это видано, чтобы человек нес наказание за грех, которому с одинаковым успехом предавались и кардиналы, и сам понтифик? Если астрология – не более чем невинное времяпрепровождение, плод праздного ума, откуда же такое ожесточение против Моранди и Кампанеллы? Если же речь идет о грехе, достойном серьезного наказания, как мог он поразить большую часть людей духовного звания в Риме?

Самому испытать на себе, что такое влияние планет и звезд на людскую судьбу, мне было затруднительно. Для гороскопа требовалось то, чего не мог знать подкидыш вроде меня, – день и час своего рождения.