Imprimatur - [177]

И пока старый янсенист давил на меня всем своим тяжелым телом и избивал, аббат Мелани пытался остановить его. Однако не тут-то было: казалось, в Дульчибени вселилась сила сотни человек. Все трое покатились мы по земле, переплетясь в яростный клубок.

– Прочь, Мелани, – вопил Дульчибени. – Ты не ведаешь, что творишь!

– Ты и правда захотел убить папу, чтобы отомстить за дочь? За эту наполовину темнокожую бастардку?

– Не тебе… – задохнувшись, начал было Дульчибени, но Атто удалось заломить ему руку.

Тут Помпео нанес ему удар кулаком по носу, отчего аббат отлетел в сторону и застонал.

Я все еще цеплялся за сундук, когда Дульчибени повернулся ко мне. Ужас сковал меня, я не смел пошевелиться. Он схватил меня за запястья и стал их выворачивать. Я выпустил свою добычу. Он подхватил сундук и бросился к карете.

В свете луны я наблюдал за его действиями. Вскоре он показался снова: спрыгнул на землю с ношей в левой руке.

– Подай мне вон то, с заднего сиденья, – проговорил он, обращаясь к Тиракорде.

Затем протянул правую руку и выхватил протянутый ему пистолет. Вместо того чтобы перезаряжать первый, он предпочел взять с собой второй, заряженный. Атто поднялся с земли и бросился к карете.

– Аббат Мелани, – проговорил Дульчибени с угрозой и насмешкой в голосе, – раз тебе так нравится выслеживать, не стесняйся, – и бросился к Колизею.

– Стой! Отдай сундук! – приказал Атто.

– Господин Атто, Дульчибени… – попытался я предупредить его.

– …вооружен. Знаю, – ответил Атто, из осторожности приседая. – Но это не значит, что мы должны его прошляпить.

Я был поражен решительным тоном, каким Атто произнес эти слова, и мне открылось вдруг, что творилось в его душе и в мыслях и почему он не колеблясь вскочил на задок тиракордо-вой кареты и рисковал жизнью, преследуя Дульчибени.

Естественная склонность Атто вмешиваться во всякого рода темные дела, как и непомерная гордыня, распиравшая его, стоило ему учуять заговорщиков, до сих пор не получили должного удовлетворения. Пойдя по следам Дульчибени, он был вовлечен в водоворот событий и уже не мог и не хотел отступать. Ему позарез нужно было дойти до мельчайших подробностей. Атто шел по следу не ради того, чтобы отобрать у кого-то зараженных пиявок, он преследовал чужие тайны.

И пока все эти догадки и озарения с бешеной скоростью замелькали перед моим мысленным взором, Дульчибени успел уже добежать до Колизея.

– За ним! Пригибайся к земле, – бросил мне Атто.

Не смея воспротивиться, осознавая выпавшую на нашу долю миссию, я перекрестился и бесстрашно устремился вперед.

Мгновение – и Дульчибени исчез под темными арочными пролетами. Атто же кинулся вправо, словно собирался проделать тот же путь, что и Дульчибени, только обогнув Колизей с внешней стороны.

– Мы должны перехватить его, пока он снова не воспользовался своим пистолетом, – шепнул он мне.

Петляя, мы достигли аркад, вскарабкались на одну из мощных несущих колонн, подобно плющу, обвивающему каменные глыбы, и заглянули внутрь: никаких признаков человеческого присутствия.

Мы продолжили путь, не переставая прислушиваться. Второй раз в жизни оказался я в Колизее. Мне было известно, что это обиталище сов, летучих мышей, сутенеров, воров и злодеев всех сортов, прячущихся от правосудия либо замышляющих недоброе. Повсюду, за исключением тех мест, куда попадал лунный свет, тьма была полной.

Мы продвигались вперед крадучись и очень осторожно, стараясь не споткнуться на неровных, ушедших в землю камнях. И все же неизбежный шум, производимый нами при ходьбе, отдавался от сводов арок и стен. Стена, отделяющая амфитеатр от арочных пролетов, была испещрена окошками, позволяющими видеть арену. И вдруг почти полная тишина, царящая в Колизее в этот час, была нарушена словами, произнесенными четким голосом, заставившим нас вздрогнуть.

– Бедный Мелани, до конца своих дней раб своего короля. Атто встрепенулся.

– Дульчибени, где ты?

– Возношусь на небо, хочу разглядеть Бога поближе, – прозвучало в ответ после минутной паузы из какого-то непонятного места, казавшегося одновременно и близким, и далеким.

Напрасно мы озирались и таращили глаза.

– Погоди, поговорим, – предложил Атто. – Если ты меня послушаешь, я тебя не выдам.

– Знаешь, аббат, а я вовсе не против. Но сперва отыщи меня. Голос стал удаляться. Он шел не от арок и не снаружи.

– Он внутри, – сделал вывод Атто.

Гораздо позже, много времени спустя, я узнаю, что стене, отделяющей амфитеатр от аркад и позволяющей видеть арену, постоянно наносился ущерб. Попасть на арену законным образом можно было лишь через проходы, расположенные с двух сторон здания, ночью забранные деревянными опускными решетками. Всякие дурные люди, превращавшие руины в свое пристанище, проделывали в этой стене бреши, а властям было недосуг их вновь заделывать.

Дульчибени наверняка воспользовался такой брешью для проникновения внутрь.

– Сюда, Мелани, сюда. – Голос Дульчибени не переставал удаляться.

– Проклятие, я не… Вот она! – воскликнул вдруг Атто. Это была даже не брешь, а просто увеличенная в размерах амбразура в стене на высоте половины человеческого роста. Мы полезли в нее, помогая друг другу. Пробираясь на арену, я испытал страх, когда чья-то рука схватила меня за плечо. При мысли, что это один из преступников, которыми кишели руины, я чуть было не завопил, но привычное «гр-бр-мр-фр» успокоило меня.