Imprimatur - [174]

– Оружие против Одескальки. Какая-нибудь тайна… – прошептал аббат и во взгляде его мелькнула искорка удовольствия.

Что-то, чем было замарано прошлое папы. Тут мне стало ясно – Атто Мелани, агент Его Величества короля Франции, отдал бы жизнь ради того, чтобы докопаться до сути.

– Проклятие! Необходимо во что бы то ни стало разгадать эту загадку! – воскликнул Атто. – Но повторим еще раз: Дульчибени решает прикончить не кого-нибудь, а самого папу. Получить аудиенцию и заколоть его кинжалом немыслимо. Как убить человека на расстоянии? Можно попытаться отравить его, но подобраться к пище папы – задача не из легких. Дульчибени отыскал более замысловатое решение: вспомнил о давнем друге Джованни Тиракорде, папском лекаре. Здоровье папы Одескальки всегда было неважным, Дульчибени это известно. Тиракорда его лечит, Дульчибени желает воспользоваться этим. К тому же состояние здоровья папы, пребывающего в ужасе при мысли, что армии христианских держав могут быть разбиты под Веной, ухудшается. Папе отворяют кровь с помощью пиявок. И что же придумывает Дульчибени? Он спаивает Тиракорду, что нетрудно, поскольку полоумная жена лекаря Парадиза убеждена: алкоголь обрекает душу на вечное проклятие, и Тиракорда вынужден пить тайком, а потому всегда очень быстро. И вот однажды, напоив его, Дульчибени заражает пиявок, предназначенных для папы, с помощью какого-то заразного зелья, изготовленного им на острове, где у него оборудована лаборатория. Пиявкам остается присосаться к святой плоти понтифика, и тому конец.

– Какой ужас! – не удержался я.

– Отчего же? Это просто-напросто то, на что способен жаждущий мщения человек. Помнишь наш первый ночной визит к Тиракорде? Дульчибени тогда еще спросил: «Как они?» Речь шла о пиявках. Но тогда Тиракорда разбил бутылку с ликером, и Дульчибени пришлось отложить исполнение задуманного. Зато вчера все прошло гладко, без сучка без задоринки. Он заразил пиявок со словами «Ради нее»: это и была его месть.

– Ему требовалось укромное местечко, где можно было бы подготовиться.

– Верно. И прежде всего, чтобы с помощью некоторых знаний, которые нам неведомы, получить и сохранить чуму. Он ловил крыс, держал их в клетке на острове, заражал, брал их кровь и с ее помощью вырабатывал некое злотворное снадобье. Он же выронил и ту страницу с библейским текстом по пути на остров.

– И он же украл мои жемчужины?

– Кто же еще? Но не перебивай меня. Когда объявили карантин и твой хозяин занемог, Дульчибени был вынужден похитить у Пеллегрино ключи и изготовить дубликат, дабы иметь доступ к подземным ходам и острову с храмом Митры. Он завернул дубликат в пробный оттиск из типографии Комарека, который случайно запачкал кровью, ведь ему постоянно приходилось иметь с нею дело.

– На острове мы нашли такой же горшок для пиявок, как у Тиракорды, – подхватил я, – и кучу всяких приспособлений.

– Горшок ему потребовался, чтобы держать в нем пиявок и удостовериться, что они могут питаться зараженной кровью и еще какое-то время не подыхать. Стоило ему понять, что он не единственный пользуется подземными ходами и что, возможно, за ним следят, он избавился от пиявок, могущих послужить доказательством его преступных намерений. Все эти приспособления и инструменты на острове позволили ему не только удачно завершить опыты на грызунах, но и приготовить смертельное снадобье. Вот почему все эти перегонные кубы, горелки так напоминали алхимическую лабораторию…

– А что вы думаете по поводу того приспособления для удушения?

– Возможно, он использовал его для удержания крыс, истекающих кровью, либо для расчленения их.

Вот отчего столько раз на нашем пути попадались агонизирующие крысы: то ли им удавалось бежать, то ли выжить. Что до склянки с кровью, найденной в галерее Д, она наверняка была утеряна Дульчибени, когда он носил ее в дом Тиракорды, чтобы отравить пиявок.

– А еще мы нашли листья мамакоки, – напомнил я.

– Этого пока я объяснить не в силах. Они никак не вяжутся ни с чумой, ни с намерениями Дульчибени. И вот что еще непонятно: как Дульчибени мог совершать все это – бегать, грести, взбираться наверх, подтягиваясь на веревке, к тому же в продолжение не одной ночи, ведь он далеко не юноша? Невольно начинаешь думать, что не обошлось без сообщника.

Снова и снова обговаривая все наши открытия, мы дошли до люка, с помощью которого можно было попасть из галереи В в галерею А. Левая часть отрезка галереи В представляла собой последнюю из неисследованных нами частей галереи, отчего наше знание пролегающих под городом путей было неполным.

Мы не воспользовались люком, чтобы попасть из галереи В в галерею А, как сделали бы, если бы нам нужно было вернуться в «Оруженосец», а продолжили путь. Благодаря нарисованному Атто плану я понимал, что впереди Тибр, по правую руку «Оруженосец», а по левую – изгиб канала.

Ничего особенного по дороге нам на сей раз не попалось. Вскоре мы уперлись в каменную лестницу, напоминающую ту, что вела из чулана постоялого двора под землю.

– Так мы окажемся на улице Орсо, – проговорил я, поднимаясь по ступеням.

– Не совсем, чуть южнее, на улице Тор ди Нона. Поднявшись, мы очутились в неком подобии помещения с замощенным полом, похожего на то, что располагалось под «Оруженосцем».