Imprimatur - [164]

– Правильно. Так вот и объясните мне, откуда вам было известно…

– Неужто непонятно?

– Но вы…

– Поверь мне в последний раз. То, что я тебе сейчас скажу, изменит твое мнение.

– Сударь, я более не намерен распутывать все эти тайны, и…

– Да тебе и не надо ничего распутывать. Все ведь уже ясно. Тайна агсапае obices среди нас и, возможно, принадлежит тебе в большей степени, чем мне.

– Что вы имеете в виду?

– Что ты наблюдал ее и слышал чаще меня.

– То есть.

– Secretum vitae, отвращающий чуму, заключен в самой этой музыке.

На сей раз собраться с мыслями и свыкнуться со сногсшибательной новостью требовалось мне. Тайна Кирхера и Фуке, короля-Солнце и Марии-Терезии крылась в очаровавшем меня рондо..

Во власти изумления я побледнел и прошептал:

– Но я думал… это невозможно.

– Я тоже так думал. Следи за ходом моих рассуждений: разве я тебе не говорил, что Корбетта, учитель Девизе, мастерски владел искусством музыкальной тайнописи?

– Да, верно.

– Так вот. Девизе сам тебе признался, что Корбетта сочинил рондо и подарил его перед смертью Марии-Терезии.

– Угу.

– Как ты мог убедиться своими собственными глазами, рондо имеет посвящение «a Mademoiselle», возлюбленной Лозена. Лозен был посажен в ту же крепость, что и Фуке. А Фуке унаследовал от Кирхера тайну чумы. Будучи еще на посту суперинтенданта, Фуке, согласовав это с Кирхером, поставил перед Корбеттой задачу зашифровать в музыкальном произведении secretum vitae – то бишь arcanae obices, или mysterieuses barricades, – излечивающий от чумы.

– Но Кирхер и сам умел шифровать послания с помощью нот, вы же мне о том рассказывали.

– Разумеется. И впрямь нельзя исключать, что Кирхер передал Фуке secretum vitae уже в зашифрованном виде, то есть таблатуру, при этом не доведя ее до совершенства. Помнишь, что рассказывал Девизе? Корбетта создал рондо на основе уже существовавшей мелодии. Я уверен, что он намекал на Кирхера. И это еще не все: вновь и вновь исполняя рондо на гитаре, Девизе наверняка усовершенствовал его до такой степени, что никому и в голову не придет, что столь гармоничное творение служит прикрытием некоему посланию. Невероятно, не правда ли? Я и сам с трудом в это верю.

– Должно быть, суперинтендант ревниво оберегал тайну, заключенную в рондо.

– Таблатуры загадочным образом избежали злой участи, преследовавшей моего бедного друга Никола.

– И в Пинероло…

– …он доверил тайну Лозену. Знаешь, что я по этому поводу думаю? Что Лозен собственноручно вписал посвящение «а Mademoiselle» и передал таблатуру супруге, дабы та вручила ее Марии-Терезии.

– Мне Девизе сказал, что это подарок Корбетты королеве.

– Чепуха. Ему было проще представить тебе это таким образом. На самом же деле после Корбетты и до того, как попасть к Марии-Терезии, рондо прошло через руки Фуке, Лозена и Большой Мадемуазели.

– И все же что-то тут не вяжется, господин Атто. Не, кажется ли вам, что Лозена подсадили к Фуке, чтобы вырвать у него тайну?

– Возможно, Лозен и был слугой двух господ. Вместо того чтобы шпионить за Фуке и предавать его, он предпочел открыться ему, ведь Белка обладала тонким умом. Лозен помог ей выменять secretum morbi на свободу. Однако – это делает Лозену честь – он поостерегся открыть Его Величеству Существование secretum vitae, то есть этого самого рондо. Или скорее Большая Мадемуазель и он уцепились за случай отомстить королю и выдали противоядие от эпидемии врагам Его Величества, среди коих – ах! мне больно об этом говорить – находилась королева Мария-Терезия, да сохранится светлая память о ней.

Я мысленно повторил про себя все, что услышал от Атто.

– И то сказать, есть что-то необычное в этом рондо, – пытаясь свести концы с концами, проговорил я, – его мелодия как бы делает шаг вперед и тут же отступает назад, всегда одинаковая и всегда разная. Трудно объяснить, но ее поступь напоминает то, что написано о чуме Кирхером: болезнь то удаляется, то приближается, а достигнув кульминации, резко обрывается. Словно… эта музыка и чума подобны друг другу.

– Вот как? Еще лучше. Слушая рондо все последние дни, я тоже ощущал, что есть в нем нечто загадочное и непостижимое.

Поглощенный этими догадками, я совершенно упустил из виду, зачем явился к Мелани: потребовать объяснений, как могло случиться, что у него во сне вырвались некие слова.

– Послушай меня хорошенько, – снова начал он. – У нас остается еще два неразрешенных вопроса. Первое: кому служит противоядие, чья цель свести на нет действие secretum morbi, то бишь усилий Его Наихристианнейшего Величества? Второе: что затевает Дульчибени, тот самый человек, что путешествовал в компании с Девизе и Фуке до того, как мой сердечный друг… – голос Атто дрогнул в очередной раз, – преставился здесь?

Только я собрался напомнить ему, что не худо было бы разобраться, кому или чему обязан своей странной смертью Фуке и что сталось с моими жемчужинами, как вдруг, по-отечески приподняв мне подбородок, он сказал:

– Я тебе задам лишь одну загадку: ежели бы я знал, в какую дверь ломиться, чтобы отыскать arcanae obices, упомянутые Кирхером, стал бы я терять столько времени в компании с тобой?