Империя звёзд - [25]

— Любовь — не награда за заслугу, Эйлия. Любовь — это дар.

Ока бросила на него быстрый взгляд и отвернулась снова. Он смотрел на нее с нежностью. Многим девушкам такой его взгляд окончательно вскружил бы голову, но не Эйлии.

— Я просто любовалась звездами. Мера восходит — вон, видишь?

Они посмотрели на серебристо-голубую звезду, поднимающуюся над кронами, — это была планета Мера, везущая своих пассажиров-людей по кругу нового беспокойного года.

— Трудно поверить, что все, что мы знали, осталось там, в этой световой точечке, — заметила Эйлия.

— А я как раз подумал, до чего она мирно выглядит. Даже представить трудно, что там вообще велись войны.

Эйлия встала, и они оба пошли по лужайкам. Луна светила так ярко, что свет казался какой-то стихией, через которую шли они вдвоем, ощутимой стихией, подобной воде. Где-то в садах пронзительно кричал павлин. А потом тихий и далекий голос завел песню, тонкую трель, которая поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, доносясь откуда-то с темной ветки дерева.

— Кто это? — спросил Дамион. — Я часто слышал эту мелодию, но понятия не имею, что за птица поет.

— Аранийская птица, — ответила Эйлия. — Она называется аттажен.

— По сравнению с ней соловей — ворона. Они живут в неволе?

— Нет. Их пытались приручить, но неудачно. В клетке аттажен не поет.

Она вздохнула, озадачив Дамиона: сказано было почти с тоской, будто образ птицы в клетке пробудил у нее какие-то не слишком приятные мысли.

Они подошли к большому фонтану, который Эйлия видела, когда первый раз оказалась в Халмирионе. Она села на бортик, а Дамион остался стоять, глядя на сверкающие каскады и струи, бьющие из пастей морских чудовищ. Они оба долго молчали.

— Мне бы хотелось, чтобы со мной в Мелнемероне кто-нибудь был, — сказала наконец Эйлия. — Меня туда пошлют через несколько дней, как мне сказали.

— Но ведь By и Лира будут там с тобой?

— Я имею в виду — кто-нибудь из друзей. Я знаю, что ты обещал Йо помочь организовать армию…

Дамион кивнул.

— Только мы с ним в этом мире и видели настоящую битву, Эйлия.

— Но разве Лори тоже должна быть с вами? — настаивала она. — Она немерейка, и ей тоже надо пройти обучение.

«И если она будет в Мелнемероне, мне не придется мучиться, гадая каждую минуту, что между вами происходит», — подумала она виновато.

Она внимательно смотрела на Дамиона, ожидая его реакции.

Он улыбнулся.

— Лори хочет быть не чародеем, а воином, и Йо решил пойти ей пока навстречу. В Мелнемероне ей не понравилось бы.

«Мне тоже — но кто считается с моими чувствами?»

Эйлия прикусила язык, чтобы не высказать этот укор вслух, и тут же разозлилась на себя, что так подумала. Это значило бы обвинить Дамиона в черствости, хотя на самом деле он был одним из самых чутких людей, которых она знала. Он не мог понять, что значит для нее его присутствие, потому что она даже сейчас не посмела бы ему сказать.

— Кстати, мне сообщили из храма Орендила, что могут освободить меня от обета мира, и я смогу идти на войну, если надо будет. — Он оглянулся с серьезным лицом. — Чем больше я смотрю на этот мир и этот народ, Эйлия, тем больше мне хочется его защитить. Сражаться за него — и за тебя.

Он действительно подчеркнул последние слова — вложил в них какое-то тепло, даже нежность? Он что хотел сказать — что будет защищать Трину Лиа или кого-то, кто ему лично дорог? Она ведь часто обманывала себя, думая о Дамионе, воображала, что слышит больше, чем на самом деле было сказано, пыталась проникнуть в глубинный смысл его слов, который хотела в них найти. Нет, она тешит себя иллюзиями. Если бы он к ней что-нибудь чувствовал, он бы уже проявил это — например, остался бы с ней в Мелнемероне. Его способности немерея давали ему для этого идеальный повод. Вдруг ей стало страшно глядеть в его честные глаза — она боялась не найти там то, что ей страстно хотелось увидеть в этой чистой синей глубине. И более чем равнодушия она боялась жалости.

— Ваше высочество? — Они оба обернулись — неподалеку стояла благородная дама Лира, и с ней Марима. — Вам пора облачаться для королевского приема.

Не говоря ни слова, Эйлия пошла к ним, потупив глаза, гончая и собака-имитатор направились за ней. Лира повела ее обратно во дворец, Марима осталась, поглядывая на Дамиона через прозрачную вуаль.

— Отец Дамион, — вдруг сказала она, — я вас должна спросить об одной вещи.

— Да, ваше преподобие? — поклонился он.

— Каковы ваши намерения относительно Трины Лиа?

— Намерения? — недоуменно повторил Дамион. — Боюсь, я вас не совсем понял…

— Вы, по-видимому, привязаны к ней. Мы знаем, что в прошлом вы были близкими друзьями, но… вы же не думаете о свадьбе с нею?

— Свадьбе? — поразился Дамион. — Я никогда… да как это вам пришло на ум?

— Следовательно, у вас нет таких намерений? Это удачно, поскольку иначе моим долгом было бы вам сказать, чтобы вы их оставили. Трине Лиа не подобает выходить замуж как простолюдинке.

Дамион уставился на нее. Ни от кого из священников в этом мире не требовалось целомудрие, и он был свободен жениться, если захочет. Марима вообразила, что он ухаживает за самой Триной Лиа? Для элеев соединение двух жизней союзом любви не было простым делом — ни легким капризом, ни заключением контракта на общее хозяйство. И целью такого союза не были исключительно дети. Элеи — долгоживущая раса на небольшой планете, и они не могут позволить себе слишком увеличивать население. Поэтому моногамия соблюдалась строго, повторный брак допускался лишь при условии смерти одного из супругов, а зачастую не допускался и тогда. Такой взгляд был усвоен подавляющим большинством немереев, живших в этом же мире. Эйлия, насколько знал Дамион, не одобряла это: она всегда была несколько романтична. Для нее запрет на брак казался жестоким.