Империя Вечности - [33]

Наполеон просмотрел рисунки, словно искал доказательства услышанному, и поднял взгляд на бесстрастное лицо художника.

— Ничего? — прошептал он.

— Ничего, — подтвердил Денон.

— И вы… заглянули под каждый камень?

— В каждый храм и в каждую пещеру, начиная от башни ветров и до монастыря Святой Елены.

— Святой Елены?

— Это та, что нашла истинный Крест Господень.[39]

С эстрады на площади донеслась музыка.

— Понятно, — обронил Наполеон, рассеянно убирая рисунки обратно в папку. — Понятно. — Тут он сглотнул и пронзил художника строгим взглядом. — Так вы… даете слово, что ничего не упустили?

— Клянусь честью дипломата. Мне действительно очень жаль.

— Вы опросили всех, кого могли?

— Всех до единого.

— Значит… значит, чертога вечности никогда не существовало?

— Похоже, что так.

— И вся история — миф, от начала до конца?

— Похоже, что так.

— А эти рассказы об Александре и древнем жреце, легенды о Калифе аль-Мамуне, слухи, которые долетали до вас при дворе Людовика Пятнадцатого, — сплошной вымысел, детские сказки?

— Похоже, что так.

— Вот почему все так старательно избегают расспросов? Это не хитрость, а самое заурядное неведение?

— Похоже, что так.

— Понятно, — продолжал кивать Наполеон. — Понятно. — У него задрожала нижняя губа. — Понятно.

Ночью главнокомандующий нетрезвой походкой бродил по спальне, отвергнув ласки возлюбленной, и силился свыкнуться с поражением. Но все было напрасно.

Со дня прибытия в Египет Наполеону довелось пережить немало разочарований: лорд Нельсон уничтожил его флотилию, Святая земля оказала холодный прием, а самое главное — выяснилось, что во Франции Жозефина ему изменяла, и даже после свадьбы. Но до сих пор Бонапарту хватало силы характера, чтобы обращать подобные события себе на пользу.

Не осталось кораблей? Ну что ж, пути назад отрезаны!

Пришлось отступить из Палестины? Главное, что в Каире об этом так и не прознали: по возвращении Наполеона встречали улицы, устланные пальмовыми ветвями.

Супруга оказалась неверна? Значит, он лишний раз убедился в собственной правоте: все женщины одинаковы. Настало время убрать с глаз розовую пелену «настоящей любви», вернуться к утонченному цинизму и наконец развязать себе руки для новых великих свершений.

Но вот и последний удар судьбы: затея с пресловутым чертогом вечности, единственная причина, ради которой стоило плыть в Египет, оказалась пустой бутылью, откуда ему не придется выпить ни капли.

Между тем чуть ли не с первых дней жизни, еще не научившись ходить, а только ползая по тканому ковру с изображением гомеровских мифических героев, Бонапарт ощущал себя особенным. Это удивительное чувство, развившееся в ту пору, когда он впервые прочел об Александре Македонском и Цезаре, укрепилось после оглушительного торжества в Тулоне и прямо-таки захлестнуло душу во время победоносной итальянской кампании. Казалось, земля бежит из-под ног, и сердце рвалось в небеса. Нет, не ему прозябать в темнице неизвестности, безропотно тянуть лямку заурядной повседневности! Наполеон собирался написать собственное имя грозовыми молниями, обратить каждый миг своего существования в историю и в конце концов навеки занять почетное место в пантеоне бессмертных. И для кого же тогда существуют неприступные тайны вроде чертога вечности?

Так как же смириться с мыслью о том, что эта вершина не будет взята? Можно ли по-прежнему править Египтом, обладая столь ужасным знанием? Не получив окончательного знамения от судьбы?

И если на то пошло, стоит ли безоговорочно доверять Денону? Художник так неприятно переменился; не только тело, но и душа его исхудала и потемнела на солнце. А этот самодовольный и снисходительный тон, эта усталость, даже презрение в глазах — похоже, ежедневные стычки со смертью отучили Денона от привычки к притворству, тем более к лести. Вероятно, он видел нечто особенное, проведал некий секрет или же обрел в пустыне совершенно новую философию. Нахмурившись, Бонапарт размышлял о словах Денона, как некогда о словах шейха аль-Мохди: «Тайны чертога превыше вашего понимания», — и подозрения закипали в его голове, покуда не стали совсем нестерпимыми.

Уже глубоко за полночь Наполеон покинул свою резиденцию, пересек несколько улиц и разыскал Институт Египта, но не застал художника в отведенной ему комнате.

— Он отвык ночевать в постели, — объяснил Дютертр, его товарищ по кисти. — Теперь засыпает только под звездами.

Они поднялись на крышу и там обнаружили спящего, чьи волосы дерзко серебрились под лунным светом.

— «Честь дипломата»! — обрушился на него Бонапарт.

Художник испуганно вскинул голову.

— Так значит, «честь дипломата»! — продолжал кричать Наполеон, брызжа слюной во все стороны. — Вы мне клялись, будто ничего не упустили! Что, разве не так?

— Мой генерал…

— Да за кого вы все меня принимаете? За слабоумного?

Денон протестующе замотал головой.

— Я знаю, вы что-то скрываете! Знаю, понятно вам?! И я это выясню, Богом клянусь! Если понадобится, вытрясу из вас правду! — Наполеон шагнул вперед, и глаза его замерцали во тьме раскаленными углями. — «Тайны чертога превыше вашего понимания»! Да кто я такой, по-вашему?