Империя тысячи солнц. Том 2 - [2]

– Тебе легко говорить. Оба они – надежные союзники нашего дома, и оба по-своему правы.

– Правы? – хрюкнул Лазоро, взмахнув ногой джаспара, которую обгладывал. – Правы? С каких это пор правота что-то значит?

Занавес у двери снова отодвинулся, открыв семифутовую тушу военачальника Лондри, Гат-Бору. Двигаясь с неожиданной легкостью, он занял свое место за столом.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, – ответила Лондри.

Карлик состоял канцлером при ее матери до ее безвременной кончины около двух лет назад, и без него Лондри вряд ли усидела бы на Рудном Престоле, Лазоро было около двадцати лет, как и Степану.

Но сам Степан говорил, что ему шестьдесят, и называл этот возраст цветущим.

Впрочем, что ни говори, двадцать лет – равные стандартным шестидесяти годам по отсчету Тысячи Солнц – на Геенне уже старость. Лишенный в детстве питательных веществ, доставляемых с орбиты ненавистными панархистами, он пал жертвой одного из авитаминозов, столь распространенных на этой планете, но на его умственные способности это не повлияло.

Лазоро ласково улыбнулся Лондри и снова посерьезнел.

– Конечно, понимаю. Ты – вылитая мать. Но с годами она усвоила, как усвоишь и ты, если Телос продлит тебе жизнь, что право и сила между собой не дружат.

– Ну, пока я здесь, – гулко пробасил Гат-Бору, – можешь об этом не беспокоиться. – Он налил себе пива. – Вопрос вот в чем: с кем из них мы предпочтем сразиться? Тот, кому твое решение придется не по вкусу, сразу заключит союз с тазуроями. Но твоя армия готова к войне, что бы ты ни решила.

– Нельзя надеяться на то, что твое решение удовлетворит всех, – сказал Степан, раскинув на столе свои длинные бледные пальцы. – Лучшее, что ты можешь сделать, – это как-то смягчить неудовольствие.

– С тем же успехом можно сказать, «вода мокрая» или «железо – большая редкость», – раздраженно проворчал Лазоро. – К чему переливать из пустого в порожнее?

Канцлер откинулся назад на своем высоком стуле и раскачивался на нем, упершись короткими ножками в край стола. Он всегда так делал, когда бывал раздражен; Лондри с детских лет ждала, что он перевернется, но этого ни разу не случилось.

Она не стала вмешиваться в их перебранку. Зевок разодрал ей рот, и боль позади глаз усилилась: рассвет для жителей Геенны был временем отхода ко сну, а она последние дни спала мало. Тошнота, никогда не проходившая окончательно, грозила вот-вот одолеть ее.

Собака под столом заскулила во сне, скребя лапами по камышу.

– Тихо, тихо, кусака, успокойся. – Лондри улыбнулась нежности, неожиданно прорезавшейся в хриплом альте Ани Стальная Рука. Кузнечиха, нагнувшись, погладила собаку по голове – та перестала скулить и застучала хвостом по полу.

Великанша выпрямилась и сердито глянула на обоих мужчин – ее светлые глаза казались еще пронзительнее по контрасту с лоснящейся черной кожей. Стукнув кулаком по столу, она поднялась на ноги, от чего подсвечники заколебались и кружки задребезжали.

– Вы двое способны спорить до Последнего Звездопада!

Лазоро качнулся обратно к столу и в насмешливом ужасе закрыл голову руками, а Степан только посмотрел на Аню с полнейшей невозмутимостью на круглом пухлом лице.

– Третий ребенок принадлежит Дому Феррика, – продолжала Аня. – Мы получим его быстрее, если решим в пользу Ацтланов и поделим близнецов, но тогда с тазуроями объединятся Комори, и вражеское войско будет больше, чем в случае обратного решения. – Она посмотрела на Лондри. – Подумай, Ваше Величество: стоит ли идти на риск ради того, чтобы побыстрее завладеть плодоносной женщиной?

– Наши шпионы доносят, что у нее слабое здоровье, – вставил Лазоро. – Ждать опасно.

Двойня. Тошнота подкатила к горлу, и это решило вопрос, но не успела Лондри высказаться, из коридора донесся новый звук.

Топ-шшш. Топ-шшш. По мере приближения к этим ритмическим шумам добавилось хриплое ворчание.

Дверная портьера у пола выпятилась, и показалось голое существо, среднего рода, белое, как альбинос, – оно скакало на четвереньках к столу, словно здоровенная лягушка. Это был человек, но никто не сумел бы определить его пол, если бы таковой даже имелся. Тупая физиономия казалась еще менее выразительной, чем у мертвеца.

Оно остановилось за столом Лондри, и она повернулась к нему – ей не хотелось на него смотреть, но если бы она этого не сделала, оно могло бы коснуться ее.

– Оракул... оракул... оракул, – пропищало существо тонким голосом, пуская слюну с толстых багровых губ. Его розовые глаза гноились. – Щури... Щури... Щури.

Лондри отпрянула, а оно подступило еще ближе, лепеча свою бессмыслицу. Аня подошла, успокаивающе положив королеве на затылок тяжелую мозолистую руку, и отпихнула урода ногой.

– Убирайся, ты, недоделок! – с отвращением отчеканила она, употребив самое сильное на Геенне ругательное слово. – Скажи своему хозяину, что мы придем, и пусть не посылает тебя больше.

Существо повернулось и зашлепало к двери, завывая на ходу:

– Больно... больно... больно.

Лондри заметила, что Степан, единственный изолят среди них, охвачен ужасом – остальным, рожденным и выросшим на Геенне, стало всего лишь не по себе.