Империя страха - [8]

При иных обстоятельствах вор не отказался бы от денег, но в данную секунду он был несказанно рад тому, что это всего лишь досадная случайность, а не результат работы ненавистных оперов из уголовки. Поэтому молодой человек, прижимая к груди раненую руку, ворчливо и вместе с тем снисходительно произнес:

— Распустили собак, на людей уже бросаются. Но на первый раз, так и быть, прощаю.

Не слушая торопливых благодарностей обрадованной блондинки, он вышел под проливной дождь и в следующую секунду исчез в темноте полукруглой арки.

Рука, конечно, саднила от монотонной боли, но это было ничто в сравнении с улыбнувшейся удачей, красноречивое свидетельство которой приятно оттягивало внутренний карман спортивной куртки.

* * *

В квартире было многолюдно и шумно. Захмелевшие гости встретили Чижова восторженными криками, как будто он был виновником торжества, а не его дражайшая половина.

Елена Чижова — миловидная особа лет двадцати пяти с выразительной внешностью фотомодели и стройной, точеной фигуркой — неторопливо поднялась из-за стола, сделав коротенький шажок навстречу Иванычу.

— Ну что же ты, — укоризненно произнесла она, стараясь скрыть капризные интонации в голосе, — все уже давно собрались, только тебя одного и ждали!

Иваныч протянул Елене громадный букет алых роз и перевязанную синей ленточкой упаковку с французскими духами, сопроводив это все торопливым поцелуем в подставленную щеку.

Затем, окинув придирчивым взглядом наполовину опустошенные бутылки со спиртным, Ваня отозвался ироничным замечанием:

— Что же вы так, хотя бы по рюмочке пропустили…

С видимым безразличием Елена приняла подарки, даже не удосужившись разорвать упаковку, а лишь одарив мужа недовольным взглядом.

В тот же миг она вернулась на свое место и нарочито весело выкрикнула:

— Штрафную моему ненаглядному! Опорожнив предложенную рюмку водки,

Иваныч явственно ощутил, как по уставшему телу разлилась сладостная нега. Только сейчас он обратил внимание на то, что большую часть приглашенных видел впервые в жизни.

Честно говоря, в последнее время их семейные отношения оставляли желать лучшего. Куда делась та скромная, даже застенчивая Ленка, которую он полюбил пять лет назад? От былой Алены — как в самые задушевные минуты называл ее Чижов — осталась только броская внешность, а вот с ее душой творилось нечто странное.

У жены скромного каскадера появились новые подружки и друзья, а вместе с ними и непомерные требования к жизни. Все чаще и чаще ему приходилось выслушивать монотонные, а порой и истерические монологи о «маленьком заработке, нищенском существовании и невозможности позволить себе даже мелкие удовольствия».

Какое-то время Ваня пытался отнести неудовольствие жены на счет ее плохого настроения или мимолетной прихоти, но все чаще убеждался, что эти «сиюминутные» капризы обретают форму неумолимого постоянства.

Тревожные мысли о разводе начинали частенько приходить ему в голову, но всякий раз он пытался гнать их от себя. И причиной тому был четырехлетний сын Сашка.

— Иван, что это вы загрустили? — обратилась к нему ярко накрашенная брюнетка с короткой стрижкой «под мальчика» и непомерно огромным бюстом, едва поместившимся в тесном декольте вечернего платья.

Скользнув по лицу женщины откровенно оценивающим взглядом, Иваныч неожиданно для себя пробурчал:

— А вам-то какое дело? Кто вы вообще такая?

Последняя фраза не осталась незамеченной многочисленными гостями, и за столом повисла гнетущая тишина.

— Ваня, как тебе не стыдно, — попыталась исправить положение Елена, — это же Соня, моя подруга, помнишь, я тебе о ней рассказывала?

Чижов, как ни старался, не мог вспомнить эту загадочную Соню, поэтому грубовато пробасил:

— Нет, не помню.

Он встал и вышел на балкон, на ходу прикуривая ароматную сигарету. Здесь было тихо и прохладно.

Дождь так и не прекращался, казалось, что на город обрушился целый океан.

С высоты пятого этажа Иван наблюдал за торопливыми перебежками прохожих, чьи фигуры скользили в предвечерних сумерках.

Сзади послышался робкий скрип открывающейся двери. Оглянувшись, Иван увидел все ту же брюнетку в накинутой на плечи теплой куртке.

— Простите, если я вас чем-то обидела, — произнесла она, глядя в глаза Чижова.

Соня смотрела на него открыто и прямо, но было в этом взгляде нечто скользкое и плотоядное. Как бы в подтверждение мыслям Иваныча, прозвучала короткая фраза:

— Может быть, мы могли бы встретиться с вами… — неожиданно для собеседника она поправилась, — …с тобой в другой обстановке и замирить наш конфликт бутылкой хорошего вина?

Ехидная улыбочка растянула губы Чижова, вслух же он сказал:

— Предлагаешь легкий перепихон? Или я что-то не так понял?

— Ваня, ты груб и неделикатен. Хотя мне нравится это слово, — брюнетка повторила по слогам: — пе-ре-пи-хон. Пусть будет по-твоему, я согласна. Мне всегда нравились сильные и независимые мужчины.

— А мне никогда не нравились откровенные бляди! — резко и грубо выпалил Иваныч и демонстративно отвернулся от пышногрудой мадам.

Соня была уязвлена в самое сердце. Еще ни разу в жизни она не сталкивалась с таким откровенным нахальством и неуважением. Но, с другой стороны, ее серьезно заинтриговал этот непохожий на других мужчина, и она решила: если не добьется его, то хотя бы испортит ему настроение.