Империя страха - [37]

Прол ехидно улыбался, изредка бросая косые взгляды на строптивого подопечного. В поведении опера сквозило явное превосходство сильнейшего перед почти поверженным противником, как будто великий гроссмейстер собирался сыграть партию в шахматы с юным учеником.

— Ну что, Дегтярев, — произнес Прол, радостно потирая руки, — по-прежнему будешь запираться или все же сделаешь признание?

Пренебрежительно усмехнувшись, Юра одарил собеседника сияющей улыбочкой и нагловато ответил:

— Так ведь мне за это премии и очередного звания не полагается, поэтому я лучше помолчу, а ты, гражданин начальник, потей на здоровье.

Капитана явно уязвил столь неучтивый тон, но он сдержал рвущиеся наружу эмоции, считая, что нет смысла злиться на того, чья участь уже, собственно, предрешена.

— Как хочешь, — стараясь, чтобы его голос звучал в большей степени безразлично, чем обиженно, пробурчал он, — тогда приступим к главному.

Прол раскрыл лежащую на столе папку с надписью «Уголовное дело» и перешел к сухому допросу:

— Значит, гражданин Дегтярев, вы отрицаете свою причастность к краже драгоценностей из квартиры Милютиных?

— Угу, — пробурчал вор, вперившись в грязное пятно на давно не крашенной стенке, — отрицаю.

Опер вновь победоносно улыбнулся и задал очередной вопрос:

— Знакомы ли вы с гражданином Цимбалевичем Абрамом Иосифовичем?

— Нет, не знаком.

— А вот он утверждает обратное, — ощерился капитан, — как вы это можете объяснить?

Гвоздик недоуменно пожал плечами и нагло посмотрел в глаза сыщика:

— Мало ли, какая ахинея может взбрести в тупую голову. Этот ваш Цибулевич, — он нарочно исковеркал фамилию ювелира, продолжая говорить в том же, осознанно дерзком тоне, — может, псих какой, так мне что, из-за каждого идиота себе на горб срок подвешивать? Потом, что стоит его слово против моего — всего лишь «один-один», а тебе, гражданин начальник, как я понимаю, нужен ощутимый перевес в счете, чтобы упечь меня к «хозяину».

Оперативник недовольно нахмурился, внутренне осознавая справедливость слов подследственного, но он твердо уповал на скупщика, который мог прижать вора к стенке своими показаниями.

А Гвоздик между тем продолжал:

— А может, у вас есть мои пальчики, оставленные в квартире этого терпилы, или свидетельские показания? Вот это для «кивал», — говорящий пренебрежительно отозвался о народных заседателях, — было бы серьезным основанием отправить меня по этапу. А еще лучше, чтобы меня взяли с поличным…

— Заткнись! — рявкнул опер и громко стукнул кулаком по крышке стола. — Всякая мандавошка меня еще учить будет. — От его прежней сдержанности не осталось и следа — лицо капитана перекосило в приступе отчаянной ярости, и ему стоило огромных усилий взять себя в руки. — Договоришься у меня до «пресс-хаты», пусть там с тобой «шерстяные» побазарят.

Прол имел в виду категорию подследственных, которые в равной степени ненавидели и милицию, и «правильных» уголовников — этакие одинокие шакалы преступного мира. Окажись кто-нибудь из среды «шерстяных» в нормальной камере, его бы там ждала неминуемая смерть. То же самое и наоборот — мало кто из блатных, попавших в столь неприятное (с точки зрения самих блатных) окружение, мог остаться в живых.

Несмотря на прозвучавшую угрозу, Дегтярев понимал, что дальше слов дело не зайдет, поэтому оставил обещания капитана без внимания.

А Прол перешел к главному: сняв трубку внутренней связи, он сказал в микрофон, обращаясь к невидимому собеседнику:

— Давайте Цимбалевича и свидетелей… да, будем проводить очную ставку.

Спустя пару минут в кабинет вошел молодой оперативник, следуя за пожилой супружеской парой.

— Присаживайтесь, — капитан указал вошедшим на стулья, а потом обратился к младшему сотруднику: — Давай скупщика.

Дегтярев с железным спокойствием следил за происходящими событиями, ни единым жестом не выдав собственных чувств.

Хозяин кабинета время от времени бросал на задержанного быстрые взгляды, стремясь уловить хоть тень волнения на его худощавом лице. Но тщетно — Гвоздик лишь криво ухмылялся, поглядывая на притихших свидетелей.

Тем временем ввели Абрама Иосифовича, который уселся напротив Дегтярева, старательно избегая встречаться с ним взглядом.

— Итак, — неторопливо начал процедуру капитан, — гражданин Дегтярев, знаете ли вы этого человека? — Прол указал рукой в сторону притихшего толстяка.

Отрицательно качнув головой, Гвоздик громко и выразительно произнес:

— Впервые вижу.

Такой ответ нисколько не удивил сыщика, и он повернулся к Абрашке, внутренне предвкушая скорое удовольствие от ожидаемого со стороны вора протеста.

— А вы, гражданин Цимбалевич, — несколько мягче положенного пропел опер, — знаете ли этого человека?

Ювелир только сейчас удосужился поднять глаза на Гвоздика, но, встретившись с жестким, непроницаемым и вместе с тем насмешливым взором Дегтярева, толстяк повернулся к сыщику. Всем своим видом озадаченный скупщик краденого походил на затравленного зверька, мечущегося между ружьем охотника и стальным капканом.

Капитан не заметил или не придал значения произошедшей перемене в поведении Абрашки, а просто повторил вопрос:

— Ну так что, гражданин Цимбалевич, знаете ли вы этого человека?