Империя Хунну - [99]

.

С точки зрения логики теории Валлерстайна подавляющее большинство кочевых обществ должны быть отнесены к уровню минисистем, но не мир-империй, и это так. Действительно, большая часть кочевников-скотоводов не достигала уровня редистрибутивных обществ — вождеств разной степени сложности и среди них ксенократических квазимперских политий и кочевых империй. Другое дело, когда мы говорим о месте кочевничества в рамках периодизаций всемирной истории, нельзя закрывать глаза на то, какую роль кочевые империи сыграли в истории всех земледельческих цивилизаций и тем более в истории первой мир-системы.

Однако кочевые империи — это далеко не даннические «мир-империи» (исключая, может быть, Монгольский улус XIII–XIV вв.). Мир-империи, по Валлерстайну, существуют за счет дани и налогов с провинций и захваченных колоний, которые перераспределяются бюрократическим правительством. Отличительным их признаком является административная централизация, доминирование политики над экономикой[992]. В кочевых империях не существовало столь жесткой административной централизации, редистрибуция затрагивала только внешние источники доходов империи: военную добычу, дань, торговые пошлины и подарки. Наконец, кочевники никогда не являлись «центрами» международных экономических процессов. В то же самое время древние и средневековые кочевники не вписываются в модель «периферии». Скорее, это своеобразные «спутники» земледельческих цивилизаций (мир-империй), нечто отчасти подобное тому, что Э. Валлерстайн называет «полупериферией».

Понятие полупериферии в мир-системной теории было разработано главным образом для описания процессов в современной капиталистической мир-системе. Полупериферия эксплуатируется ядром, но и сама эксплуатирует периферию, а также является важным стабилизирующим элементом в мировом разделении труда. Однако Валлерстайн утверждает, что трехзвенная структура свойственна любой организации, между полярными элементами всегда существует промежуточное звено, которое обеспечивает гибкость и эластичность всей системе (центристские партии, «средний класс» и т. д.). В доиндустриальный период некоторые функции полупериферии могли выполнять торговые города-государства древности и средних веков (Финикия, Карфаген, Венеция и др.), милитаристические государства-«спутники», возникавшие рядом с высокоразвитым центром региона (Аккад и Шумер в Месопотамии, Спарта, Македония и Афины, Австразия и Нейстрия у франков)[993], а также кочевые империи и квазиимперские политии номадов евразийских степей.

Империи номадов также являлись милитаристическими «двойниками» аграрных цивилизаций, так как зависели от поступаемой оттуда продукции. Однако номады выполняли важные посреднические функции между региональными «мир-империями». Подобно мореплавателям, они обеспечивали связь потоков товаров, финансов, технологической и культурной информации между островами оседлой экономики и урбанистической цивилизации.

Но было бы ошибкой считать кочевые империи классической полупериферией. Полупериферия эксплуатируется ядром, тогда как кочевые империи никогда не эксплуатировались аграрными цивилизациями. Всякое общество полупериферии стремится к технологическому и производственному росту. Подвижный образ жизни кочевников-скотоводов не давал возможности осуществлять значительные накопления (количество скота было ограничено продуктивностью пастбищ и сильно зависело от природных напастей), а степное общество было основано на «престижной» экономике. Вся добыча, как это было показано в пятой главе, раздавалась правителями степных империй племенным вождям и скотоводам, а также потреблялась на массовых праздниках. Номады были обречены оставаться вечным хинтерландом мировой истории. Только завоевание ядра давало возможность стать «центром». Но для этого нужно было перестать быть номадами. Великий советник Чингисхана и его сына Угэдэй-хана образованный киданин Елюй Чуцай понял это, сказав впоследствии последнему: «Хотя [вы] получили Поднебесную, сидя на коне, но нельзя управлять [ею], сидя на коне»[994].

В первой главе уже было сказано, что прослеживается устойчивая корреляция между расцветом аграрной мир-империи (а также мир-экономики) и силой кочевых империй, которые существовали за счет выкачивания части ресурсов из оседлых городских государств. В истории Внутренней Азии подобная синхронность особенно очевидна. Не повторяя уже отмеченные совпадения, необходимо зафиксировать еще ряд важных соответствий. В период III–V вв. наблюдается первый глобальный демографический кризис, почти одновременно наблюдавшийся в различных частях Старого Света[995]. Думается, он совсем не случайно совпал с эпохой Великого переселения народов. Вопреки обыденному мнению, номады вовсе не стремились к непосредственному завоеванию земледельческих территорий. Для этого им бы пришлось «слезть с коней» — поменять привычный вольный степной образ жизни. Номады обычно довольствовались доходами от внешнеэксплуататорской деятельности. Только в периоды кризисов и распада оседлых обществ (а демографический кризис как раз об этом свидетельствует) номады были вынуждены вступать в более тесные связи с земледельцами и горожанами. Образовавшийся экономический и демографический вакуум затягивал их внутрь земледельческого общества