Империя Четырех Сторон - [30]

– Вы хотите богатство моей страны, – сказал Инка, сидя в своем углу на постели. На его лице лежала тень, и Писарро просто не мог видеть, как шевелятся губы собеседника. Из-за этого, казалось, голос звучал сам по себе, отражаясь от каменных стен.

– Я дам вам столько золота, сколько ни один из вас не видел в жизни. Очень много золота.

– Сколько? – спросил конкистадор, не в силах скрыть алчность.

– Я могу заполнить золотом всю эту комнату. На высоту поднятой руки.

И Атауальпа поднял для наглядности правую руку вверх. Инка был невысокого роста. Писарро был явно выше императора. Он посмотрел на пленника и поднял вверх свою руку. Кончики пальцев Инки не доставали командору даже до середины запястья.

– А если так, то хватит ли у тебя золота?

– Хватит! – не задумываясь, ответил Инка.

Франсиско Писарро покинул место, где содержали Инку, но вскоре вернулся в сопровождении одного из воинов. Его недобрый рот был постоянно искривлен в щербатой ухмылке, а на месте левого глаза, потерянного в стычке в перуанских лесах, красовалась грязная повязка. Солдата звали Диего де Альмагро. Вместе с этим человеком командор отправился в первую свою экспедицию. Альмагро был смелым и жадным, как и все конкистадоры. Он отличался особой жестокостью в обращении с местным населением, но при этом был достаточно умен, чтобы проявлять ее только тогда, когда речь шла о выживании в негостеприимных условиях Империи Четырех Сторон. При этом старый солдат был честен по отношению к товарищам, что вместе с его жадностью являло поразительное сочетание человеческих качеств. Альмагро ни разу не дал своему командору повода заподозрить его в трусости или предательстве, и Писарро не скрывал, что доверял этому человеку больше, чем себе.

Писарро уже сообщил Диего о предложении Великого Инки, и тот, войдя внутрь хранилища, с порога задал вождю вопрос:

– А что есть у тебя, кроме золота?

Инка улыбнулся и пожал плечами:

– Есть серебро.

– Ну, серебро стоит куда дешевле! – скривил губы Альмагро и, брызгая слюной сквозь щели, оставшиеся на месте потерянных зубов, закричал: – Я хочу, чтобы мне за это заплатили по подобающей цене!

И он приподнял повязку над зияющей на месте левого глаза дырой.

– Никто ведь не говорит, что вам надо отказаться от золота, – спокойно заметил пленный император.

– Садитесь, сеньоры, – торжественно и одновременно примирительно сказал Писарро и указал на постель Инки. – И вы, Ваше величество, тоже.

В первый раз за все время пленения захватчик столь уважительно обратился к поверженному правителю. Все трое сели, и начался торг, возможно, самый большой, который только знала история. Речь шла о сокровищах, оценить которые в масштабах Испании было невозможно. Да что там Испании? Если собрать все достояние европейских монархов, то вряд ли его могло хватить хотя бы для того, чтобы сравнить с выкупом, который Инка предложил за свою свободу.

– Итак, – налегал Писарро, – все золото, которое мы получим, должно уместиться в этой комнате, заполнив ее от пола и до самого верха на высоту вытянутой руки. Моей. Так?

– Так, – подтвердил вождь.

– Но, – поднял палец конкистадор, – изделия из золота бывают разные, и разной формы. Значит, все, что мы получим, нужно переплавить в слитки, и уже потом закладывать ими эту комнату, как кирпичами. Согласен?

– Согласен, – император сохранял невозмутимое выражение лица, чем вызывал легкое раздражение у Альмагро.

– А теперь о серебре, – продолжал командор. – Я хочу видеть три комнаты, заполненные серебряными слитками. Три! Я достаточно ясно выражаюсь?

Великий Инка снова кивнул головой:

– Я готов повторить.

– Хорошо, повторяй, – нервно бросил Диего.

Инка набрал полные легкие воздуха, медленно выдохнул и сказал:

– За свою свободу я предлагаю вам столько золотых слитков, сколько хватит заполнить эту комнату на высоту руки…

– …командора Писарро! – вставил де Альмагро важное уточнение.

– Командора Писарро, – продолжал Великий Инка, – и три таких же комнаты, наполненных слитками серебра.

Конкистадоры кивали в такт словам Инки.

– Но… – повысил голос Инка, – как только вы получите все это, я отправлюсь к себе в Куско. Договорились?

В комнате повисла тяжелая пауза. Конкистадоры не хотели отпускать пленника. Но блеск драгоценных металлов ослеплял испанцев.

– Мы вас оставим ненадолго, – сказал Писарро и вытолкнул верного де Альмагро на свежий воздух.

Они вполголоса говорили между собой, время от времени покрикивая на солдата, охранявшего пленника. Впрочем, сейчас Инка становился уже не пленником, а заложником, за которого похитители просят выкуп.

– Договорились! – с порога выдохнул Писарро, когда оба конкистадора снова вошли в складское помещение.

Инка улыбался. Иначе и быть не могло. Слишком ярко блестели глаза людей Солнца. Так же ярко, как блестят на солнце их тяжелые шлемы.

Перед взором Атауальпы пронеслось видение битвы, случившейся в самом центре Кахамарки. Проиграв ее, Атауальпа впервые понял, что иногда надменность приводит к глупости, а уж та никогда не является спутницей победы. Правду говоря, это было самое настоящее побоище. Атауальпа вспомнил, как он появился на треугольной площади, окруженной каменными строениями с множеством входов и выходов. Его многочисленная охрана, его верные гвардейцы, покорные воле повелителя и заносчивые с простолюдинами, заполнили всю площадь. Они упирались друг в друга локтями и потеснились еще больше, когда носильщики, сгибаясь под тяжестью золотых носилок императора, оказались в центре треугольника. Император помнил, как навстречу ему вышел человек в черном облачении – вскоре Инка узнал, что означает слово «монах», – и как передал в руки Великого Императора нечто, содержавшее великое и священное знание. Атауальпа не мог поверить, что эти люди вот так, абсолютно открыто, могут раздавать знание, всегда считавшееся секретным в его империи. Он бросил символ знания на землю. И этот оскорбительный жест люди Солнца не могли оставить ненаказанным. Из черных дверей каменного треугольника посыпались воины в блестящих шлемах. Их оружие выплевывало огонь и металл, пробивая его воинов насквозь целыми шеренгами. И они, не знавшие ни страха, ни упрека на полях сражений в северном царстве Кито, здесь, в Кахамарке, в самом сердце большой империи, стали отступать и прижиматься к императорским носилкам, надеясь, что их золотой блеск, а также слава Великого Инки, заставит трепетать людей в сверкающих шлемах. Но им было все равно. И каменный треугольник Кахамарки превратился в замкнутый круг для Инки. Черные зевы домов изрыгали огненные шары. Люди, закованные в металл, управляли странными высокими животными, чьи ноги были крепче камня, – и это наверняка чувствовали те, по чьим телам топтались «лошади», так зовут этих невиданных зверей. Но спросить, каково это, умирать и проигрывать на своей земле, уже не у кого. Вся его охрана, а это тысячи воинов, вымостила своей плотью и залила своей кровью треугольник главной площади в этом городе, быстро и навсегда ставшим чужим. Люди и лошади топтались по чужим телам. А пришельцы вышли из боя целыми и невредимыми, если только не считать единственную рану, полученную Франсиско Писарро. Да и то, ранил испанца нож его солдата, когда бородатый командор пытался защитить Великого Инку от своих же собственных товарищей. Солдат привлекал блеск золотых носилок, а командор мыслил более широкими категориями. Великий Инка нужен был живым. Атауальпа не знал, о чем говорил с конкистадорами их вождь, но он прекрасно понимал это.