Империя Александра Македонского. Крушение великой державы - [11]

За пределами Греции приоритетными были другие события. Греческие города Сицилии и Южной Италии решали проблемы междоусобных войн совершенно отличным от обеспечения баланса сил способом. Уже тремя десятилетиями ранее самый сильный из них, Сиракузы, смог привести все остальные к статусу провинциальных. Сама угроза быть завоеванными Карфагеном, богатым африканским городом, который контролировал западную часть Сицилии и побережье Северной Африки напротив нее, стимулировала это. Под руководством Дионисия жители Сиракуз отбросили армию Карфагена к его последнему оплоту на Сицилии, а остальная часть острова в результате была объединена под властью Дионисия. Затем он распространил свою власть на Южную Италию.

Дионисия оказалось не так-то тросто свергнуть, и он сумел настолько грамотно оформить свою власть, что смог передать ее собственному сыну Дионисию II в 367 г. до н. э. Единственным греческим политическим термином, который казался подходящим к этой ситуации, была «тирания», но в действительности это была монархия. За последние 40 лет Греческая Сицилия образовала могущественное царство, доминировавшее в Центральном Средиземноморье. Результатом стало заключение Всеобщего мира совсем иного типа.[64]

Карфаген в конце концов примирился с ситуацией и вновь сконцентрировался на торговле с остальной частью Средиземноморья и развитии собственных внутренних районов Африки. Он сохранял сильную оборону своих постов на западной оконечности Сицилии и имел другие посты в Сардинии, на Балеарских островах, вдоль побережья Северной Африки и на южном и восточном побережьях Испании, он доминировал во всем Западном Средиземноморье.[65]

Северное побережье Средиземного моря было сплошь усеяно греческими городами от Северной Италии до северо-восточной части Испании. Основной силой здесь была Массалия (современный Марсель), но по сравнению с Карфагеном или Сиракузами она находилась на втором или даже на третьем плане. Ее граждане вели торговлю с живущими в глубине материка галлами по долине Роны и по Атлантическому маршруту через Тулузу.[66] Большая часть Италии вдали от южных полуостровов находилась на стадии развития и шла по собственному пути. И Карфаген, и Сиракузы присматривались к ситуации в Центральной Италии с определенным интересом, если не сказать беспокойством, поскольку энергично развивался новый центр силы.

По всему Апеннинскому полуострову от долины По на юг за исключением горного хребта располагались города и государства. Греческие города доминировали в Кампании и на южных побережьях, латинские — к северу от них, а города этрусков — между Тибром и Арно. Этруски продвигались и на юг, и на северо-восток, поэтому в долине По и в Кампании также были основаны этрусские города. В других районах местные италийские сообщества также строили свои города: борьба за землю и богатства стимулировала сооружение укреплений и рост городов. Весь процесс был неустойчивым и крайне беспорядочным и еще больше осложнялся насилием в результате вторжения галльских воинов, которые примерно за 30 лет до этого завоевали долину По и с тех пор часто совершали набеги на центральные и южные части полуострова.[67]

Около 360 г. до н. э. один из городов — Рим — начал особенно выделяться на фоне остальных. Он был крупнее, с большим числом населения, лучше организован и обладал более разумной «программой» создания империи, чем другие. Он развивался и под этрусским, и под греческим влиянием, хотя его жители и пользовались латинским языком, и теперь доминировал над группой более мелких латинских городов, которые уже давно образовали религиозный и оборонительный союз. Не так давно, в 367 г. до н. э., Рим уладил внутренние проблемы с помощью законов Лициния и Секстия и руководил борьбой с набегами галлов.[68] Карфаген в достаточной степени оценил это и заключил новое соглашение с Римом, которое признавало политическое главенство Рима в Центральной Италии.[69] Сиракузы направили корабли в набег на берега Лациума.[70] Эти известия достигли Греции. Те, кто обращал внимание на подобные вещи, в достаточной степени оценили это и решили, что такой значительный город должен быть греческим.[71]

Что из этого всего знал Филипп II, когда он стал царем, точно неизвестно, но положение в Греции было ему очень хорошо известно еще по годам, проведенным в Фивах. Жизнь в доме известного фиванского политика Паммена в 360-х гг. до н. э. была для него «школой» политических манипуляций, с которой могло сравниться мало какое другое место. Сила Сиракуз была известна, и Дионисий определенно распространял свою власть на материк, гордо демонстрируя свое богатство на Олимпийских играх, подобно тому, как предок Филиппа Александр I отстаивал свое право участвовать в соревнованиях столетием раньше и как сам Филипп сделает это позже. В Коринфе, метрополии Сиракуз, жил в изгнании дядя Дионисия II Дион. Он изучал и преподавал философию и лелеял собственные амбиции. Ситуация в Италии и Карфагене была несколько иной, но определенно Карфаген и его могущество, хотя бы просто из-за конфликта с Сиракузами, был известной политической силой.