Imperium. Философия истории и политики - [57]

Основная идея дарвинизма — эволюция — столь же стара, как и отдельные положения теории. Великая идея эволюции находится в центре философии XIX века. На ней сосредоточены все ведущие мыслители и системы. Шопенгауэр, Прудон, Маркс, Вагнер, Ницше, Милль, Ибсен, Шоу по-разному объясняют цели и механизм эволюции, но никто не ставит под сомнение саму идею. Некоторые считают процесс органическим, но большинство — чисто механическим.

Теория Дарвина имеет два аспекта, из которых мы рассмотрим один, поскольку он возымел значительные последствия: это дарвинизм как популярная идеология. Как научная система, он имеет свои оговорки, в которые никто не вникал, распространяя его газетную версию. В таком виде дарвинизм оказался весьма эффективным и модным, в свое время сильно повлияв на картину мира.

В своих телеологических допущениях эта теория, несомненно, является продуктом эпохи критицизма. Эволюция имеет цель — создание человека, цивилизованного человека, англичанина и в конечном итоге — дарвиниста. Она антропоморфна: «цель эволюции» состоит в создании не бацилл, а человечества. Она воплощает капиталистическую свободу торговли, поскольку борьба носит экономический характер: каждый сам за себя, и конкуренция решает, какие формы являются лучшими. Эволюции свойственны постепенность и парламентаризм, поскольку постоянный «прогресс» и адаптация исключают революции и катастрофы. Она утилитарна, так как любое видоизменение приносит материальную пользу. Сама человеческая душа — в XIX столетии известная под именем «мозга» — только орудие, с помощью которого определенный тип обезьяны опередил остальных и сделался человеком. Снова телеология: человек стал человеком, потому что был на это способен. Наконец, в теории царит порядок: естественный отбор происходит в соответствии с правилами искусственного выведения пород, практикуемого на английских фермах.

II

Дарвинизм как мировоззрение, разумеется, не может быть опровергнут, поскольку вера всегда была, есть и будет сильнее фактов. Собственно говоря, его картину мира опровергать и не требуется, потому что в таком качестве он больше ни на кого не влияет, кроме мыслителей позавчерашнего дня. Однако как система фактов он совершенно нелеп от исходных допущений до конечных выводов.

Во-первых, в природе нет «борьбы за существование»: эта старая мальтузианская идея только проецировала капитализм на животный мир. Если борьба за существование действительно происходит, то в виде исключения, потому что закон природы — изобилие. Для пропитания травоядных хватает растений, а травоядных хватает для пропитания плотоядных. Вряд ли можно говорить, что между ними происходит «борьба», поскольку только плотоядные духовно вооружены для войны. Если разобраться, то лев, поедающий зебру, не участвует ни в какой межвидовой «борьбе». Пусть даже верно обратное, но тогда надо признать, что хищник не испытывает физической, механической потребности убивать других животных. Он мог бы питаться растениями, однако его животная душа требует жить именно так, и если угодно считать эту жизнь борьбой, то так распорядилась не «природа», но его душа. Поэтому это не «борьба за существование», а внутренняя потребность быть самим собой.

Капиталистический склад ума, помешанный на обогащении, вполне естественно усматривал в мире животных интенсивное экономическое соперничество. Поэтому и мальтузианство, и дарвинизм, помещая экономику в смысловой центр жизни, являются образцами капиталистического мировоззрения.

Естественным отбором назвали процесс вымирания «неприспособленных», в результате которого освобождается место для «приспособленных». Процесс, в ходе которого виды постепенно изменяются, чтобы лучше приспособиться к борьбе, нарекли адаптацией. Средством, благодаря которому эти адаптации сохраняются в видах, стала наследственность.

С фактической точки зрения эту картину проще опровергнуть, чем доказать, и мыслители, опиравшиеся на факты (причем среди них были как механицисты, так и виталисты, например Луи Агассис, Дюбуа-Реймон, Рейнке и Дриш), сразу ее отбросили. Самое простое опровержение — палеонтологическое. Ископаемые, найденные в разных регионах Земли, должны демонстрировать весь спектр возможностей. Однако они представляют собой только стабильные видовые формы и не содержат переходных форм как видов, «эволюционирующих» во что-то другое. Потом, в новом слое ископаемых, в готовой форме появляется новый вид, который остается неизменным. Таковы все виды, известные сегодня и в прошедшие столетия, и не наблюдалось ни одного случая, когда бы вид «адаптировался» к переменам посредством изменения своей анатомии или физиологии, а такая «адаптация» привела к большей «приспособленности» к «борьбе за существование» и передалась по наследству с возникновением нового вида.

Дарвинистам не удается перешагнуть через эти факты, сославшись на большие промежутки времени, поскольку палеонтология так и не открыла переходных форм, но только готовые виды. К тому же ископаемые останки вымерших животных ничем не проще современных форм, хотя предполагается, что в ходе эволюции жизненные формы постепенно усложняются. В этом проявлялся грубый антропоморфизм: человек устроен сложно, другие животные — проще, стало быть, им надо тянуться вслед за человеком, поскольку он биологически «выше».