Императорский покер - [91]
— Кто идет?
— Французы! — прозвучало в ответ.
— Чего вы хотите? Зачем пересекли границу?
— Чего хотим? Драться с вами. Освободить Польшу! — крикнул один из саперов.
Казак осадил коня и исчез в густом лесу. Вслед за ним грохнули три выстрела, первые выстрелы войны 1812 года.
Глухая весть уже шла среди народа с той самой ночи 1811 года, когда небо пропахала громадная комета, тянущая свой хвост с запада на север. А как верно заметил Свифт: "Стариков и кометы почитали по тем же самым поводам: за длинную бороду и за тенденции к предсказанию будущих событий".
Весной 1812 года народ уже знал, к чему все идет, когда глядел на многоязычную, вооруженную толпу, пересекающую Европу от самых дальних горизонтов, за которыми гаснет солнце. Сотни, тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч на тот ожидаемый как спасение урожай, после голодной зимы, какой не бывало уже издавна, зимы настолько ужасной, что газеты печатали рецепт нищенского супа Румфорда[108], позволявшего выжить. Лишь бы только дожить до весны!
Среди всех тех отрядов неоперенного рыцарства, что тянулись по горным, полевым и лесным дорогам от Тахо, Эбро, Сены, Тибра, Дуная, Рейна, Эльбы, Одера и Вислы в сторону Немана, для многих эта весна должна была стать последней, самой последней. Для большинства. Но той весной их было столько, что "казалось, — писала мадам де Сталь, — невозможным по людскому счету, чтобы этот поход не мог завершиться удачно". На северо-восток ползли роты, эскадроны, батальоны, полки, дивизии и корпуса, словно экзотические змеи, без конца, они шли и шли, верящие и жаждущие военной жатвы.
В этом прологе к войне 1812 года, в котором от Атлантики до Литвы роились "бесчисленные муравейники пехоты", народы, следившие за чудовищным маршем, которого не помнили с времен Аттилы и Тамерлана, не могли справиться с подсчетами. Сам "бог войны" утратил над ними контроль, и бремя всей той арифметики пало на историков. А те никогда толком не были умелыми в сложении, поэтому в ученых книгах вы можете вычитать самые разные числа. Кукель, которому я верю более всего, вычислил, что Наполеон собрал в этот поход шестьсот семьдесят две тысячи человек, из которых в бой затем отправилось шестьсот двенадцать тысяч (это подтверждают последующие выкладки Лефевра — шестьсот одиннадцать тысяч). Французы, поляки, португальцы, испанцы, австрийцы, пруссаки, литвины, венгры, голландцы, бельгийцы, саксонцы, неаполитанцы, вестфальцы, баварцы, ломбардцы, хорваты, иллирицы, швейцарцы, баденцы, мекленбуржцы, обитатели маленьких графств Рейнского Союза и самых удивительных герцогств. Около трехсот пятидесяти пяти тысяч французов и триста двадцать тысяч иностранцев!
Те, кому не были ведомы кулисы истории, разве могли сомневаться, что сто миллионов побратимов этого солдатского потопа вопит на полутора десятках языков от Лиссабона до Ламанша, от Буга до Адриатики: "Vive l'empereur!". Что все эти сто миллионов молятся об успехе, и что
Могли ли?
Нужно было знать великую мудрость, которую записал в собственных воспоминаниях умирающий вождь апачей, Джеронимо: "Нас учили, что Усен (Бог) не интересуется мелкими людскими счетами". Нужно было.
Наполеон был с ними, но в реальности от чистого сердца с Наполеоном были только французы и поляки. И не было с ним Бога, поскольку Бога — величественно безразличного к "мелким людским счетам" — не было ни с кем. С Императором Европы была Европа, числом огромная, словно пирамиды фараонов, как они тяжелая — и как раз она его и раздавила. Как мог этот видящий все и вся математик ("предводитель математиков" — помните во вступлении), столько раз побеждавший превосходившего числом врага гениальными маневрами, как мог он поддаться обманчивой магии цифр, включающих паршивых солдат — плохо обученный сброд со всего континента? Как мог этот превосходный знаток истории персидских войн, зная, с какой нехотью сряжались в войсках Ксеркса представители покоренных племен, опираться на войска, наполовину составленных из представителей аннексированных государств? Как мог этот божественный тактик и стратег, учивший своих подчиненных, что основным принципом войны является концентрация и бросок всех сил в избранном направлении, разделить свои человеческие ресурсы на две части и перед решающим розыгрышем оставить триста тысяч самых лучших солдат в Испании? Как мог он забыть собственную же максиму: "Сотня плохих солдат значит меньше, чем два десятка отборных, зато съедят они в пять раз больше"?
1.1 - файл отформатирован, сноски введены внутрь текст в квадратных скобках.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.