Императорский Китай в начале XV века - [21]

В-третьих, в отличие от приводимого выше манифеста, в послании не только ни в чем не обвиняется император, но содержится своеобразное оправдание для него. В нем дважды повторяется мысль, что политика ликвидации уделов — это результат деятельности «коварных сановников», а никак не намерений и повелений самого Чжу Юнь-вэня. Такие сентенции согласуются с цитированным выше утверждением, что Ци Тай и Хуан Цзы-дэн оттеснили от власти императора. Во всем этом можно усмотреть определенный дипломатический прием. Ценой отказа от проводимой политики императору предлагалась возможность предотвратить дальнейшее развитие вооруженного конфликта.

В заключительной части послания двору предъявлялось нечто вроде ультиматума. Чжу Ди выражал надежду, что Чжу Юнь-вэнь «прогонит злодеев, чтобы очистить императорский двор, дать вечное успокоение родине, сохранить полностью все вассальные владения родичей, дать счастье и покровительство людям, [ибо] в этом не только мое (Чжу Ди) счастье, но и счастье всей страны и всей Поднебесной». В самом конце документа повторялось изречение из «Заветов Тай-цзу» о праве удельных ванов подавлять внутреннюю крамолу и высказывалось предположение, что император одобрит действия Чжу Ди и санкционирует его «карательный поход» против «лукавых сановников» [23, цз. 2, 19].

Через четыре дня после издания трех описанных документов, 10 августа, Чжу Ди вновь обнародовал программный манифест. На этот раз обращение имело всеобъемлющий адрес — к генералам, чиновникам, армии и народу. В целом здесь повторялись те же доводы, что и прежде: оправдывались собственные действия, а правительство изображалось виновником конфликта. Но были и новые моменты, наиболее существенные из них следующие.

Чжу Ди представлял себя как единственную и последнюю опору всех остальных удельных ванов. Он грозил, что в случае его падения будет уничтожена вся система уделов. Манифест предостерегал: «Ныне, как только те, кто опасается вассальных владений императорской семьи, уберут меня, так [сочтут более] не нужным беспокоиться обо всех остальных [вассальных ванах], как о [некой] сломленной и гнилой [вещи]» [23, цз. 2; 21]. Это можно расценить как призыв к другим властителям уделов присоединиться к мятежу.

Весьма примечательна характеристика всей деятельности правительства Чжу Юнь-вэня, даваемая в манифесте. Он гласил: «Ведь то, что сделали наставники молодого императора, это все, как правило, поступки, идущие вразрез с путем (дао), против добродетели, [продиктованные стремлением] к безудержным удовольствиям. К явлениям природы [они относятся] без должного внимания, законоустановления Тай-цзу не соблюдают, при ропоте народа [не оказывают ему] поддержки. [Они] мчатся безостановочно, [закусив удила]. Как же при этом не взбунтоваться Поднебесной? Как же при этом не погибнуть правящему дому?» [23, цз. 2, 21]. Такая характеристика, хотя она, несомненно, тенденциозна и несколько утрированна, служит подтверждением, сделанным в первой главе выводам о причинах, породивших междоусобицу 1399 г. Она свидетельствует, что за острым противоречием вокруг вопроса об уделах незримым фоном стояло определенное недовольство в среде господствующих слоев всей деятельностью правительства Чжу Юнь-вэня. Манифест от 10 августа учитывал и разжигал это недовольство.

В манифесте также излагалась четкая программа дальнейших действий пекинской группировки. При этом возможность договориться с правительством мирным путем оценивалась весьма пессимистически. Текст документа звучал так: «Я (Чжу Ди) уже направил императору послание с подробным изложением просьбы о наказании коварных сановников. [Однако] ныне коварные сановники все утаивают от молодого императора. [Поэтому] боюсь, что не получу ответа. В таком случае единственное, что следует [предпринять], — это послать вас обезопасить государя от зла, [притаившегося у него] под боком, помочь стране искоренить гниль, защитить династию от гибели, с почтением нанести визит к подножью императорского престола, к могиле [Тай-цзу] и [алтарю] храма предков императора, а затем уйти обратно охранять [свои] старые вассальные владения» [23, цз. 2, 22].

Изложенная программа носит, конечно, пропагандистский характер. Но она примечательна тем, что Чжу Ди в начале войны не выдвигал иных целей, кроме смены ближайшего окружения императора, изменения политического курса и сохранения за собой прежнего удела. Насколько она отражала истинные намерения Чжу Ди и его окружения, сказать трудно. Но вполне возможно, что в условиях большого перевеса сил правительственной стороны в начале конфликта выдвигать слишком далеко идущие цели сочли нерациональным. Во всяком случае, провозглашение подобной программы действий отнюдь не было непродуманным шагом. Аналогичные цели ставились еще в одном программном документе начала войны — воззвании к войскам Янь от 22 августа 1399 г. Оно, в частности, гласило: «Сегодня я, как и все вы, спешно направляюсь [в поход]. [Мы идем] не для того, чтобы искать богатства, знатности и покровительства у императора, [а чтобы] защитить династию, избавить императорский двор [от коварных сановников], а затем уже защитить себя и свои семьи, только и всего» [23, цз. 2, 24].