Император вынимает меч - [7]

— Вот видишь… — обрадовался Бомилькар, но купец не позволил договорить.

— Я могу провести войско и там.

— Но каким образом? — спросил Ганнибал.

— Вода, огонь, уксус и сталь — вот все, что нужно. И конечно, сильные руки, которых, я думаю, предостаточно в таком громадном войске.

— Ты столь уверен, мой друг, — медленно выговорил Карталон, какому также не приглянулся купец. Он был неглуп, а Карталон недолюбливал людей, что спорили с ним умом и изворотливостью. — Но вот вопрос, можем ли мы тебе доверять?

— Можете, — с усмешкой ответил купец Келастис.

— Но не скажешь ли: почему?

— Хотя бы потому, что я еще ни разу не обманывал тебя.

Ганнибал захохотал.

— Браво! Браво, купец! Итак, ты гарантируешь, что войско достигнет долины Пада. Учти, ты отвечаешь за это жизнью!

— Да. Но не забудь про обещанную награду.

— Ты получишь втрое больше, чем просишь, если мои солдаты окажутся в Италии.

— Тогда мы договорились, и вы вкусите хлеба с кампанских полей. Ганнибал цепким взором обвел присутствующих. Всего в шатре собралось около десяти человек — ближайшее окружение Пунийца — люди, каким он доверял безгранично.

— Что решим, друзья?

Взгляд полководца остановился на Карталоне, муже самом искушенном, если не сказать — хитром. Но Карталон и впрямь был хитрым, он не собирался брать на себя ответственность за первое слово, покуда не сделается ясным настроение остальных. Потому Карталон промычал нечто нечленораздельное и изобразил глубокую задумчивость.

— Да что тут думать! — воскликнул Гасдрубал Баркид. Красивое лицо его пылало радостным возбуждением. — На Рим! И пусть наши коршуны ощиплют занесшихся римских орлов!

— Отлично сказал, брат!

Ганнибал перевел взор на сидевшего рядом с Гасдрубалом Махарбала. Тот пожал плечами.

— В Италии много равнин, где развернуться моей конницы. Я — за поход.

— Ни к чему лишние слова! Мы должны раздавить врага прямо в его логове. Обрушим стены Рима на головы патрициев! — Это кричал юный еще Магон, брат Ганнибала.

Пуниец кивнул.

— Ты, Гасдрубал?

Гасдрубал, сын Гисгона был искушенным генералом. Перспектива воевать против римлян на их земле Гасдрубала смущала.

— Я б предпочел биться здесь. Нельзя забывать, что в Италии, даже если благополучно достигнем ее, мы будем лишены резервов, в то время, как в распоряжении Рима будут тысячи и тысячи его граждан и союзников.

— А я за то, чтобы идти на Рим! — Ганнон, сын Бомилькара, не задумываясь, пошел против отца.

— Правильно! Нечего ждать римлян здесь, нужно ударить первыми. — Карталон быстро прикинул, что Ганнибал уже собрал большинство голосов — теперь можно смело присоединиться к победителям. — Если проводник не подведет, мы нанесем удар там, где римляне нас меньше всего ожидают!

Остался один Бомилькар, обескураженный ловким переметом Карталона.

— Я? Что я? Раз все за то, чтобы идти на Рим, я тоже не останусь в стороне.

— Шесть против одного, — резюмировал Ганнибал. — Мой голос седьмой. Решение принято — мы идем на Рим! И да будут благосклонны к нам боги!..

Ганнибал собрал для похода на Рим громадную армию — сто тысяч человек. Офицерами служили по преимуществу пуны — отпрыски знатных родов, в ратном деле не всегда искушенные, но неизменно о себе много мнившие. Ливийцы, защищенные крепкими доспехами и обученные сражаться в строю, составляли полки тяжелой пехоты. Стремительный маневр обеспечивали нумидийские сотни: поджарые всадники на таких же поджарых конях превосходили в беге любую конницу; в рукопашный бой они обыкновенно не ввязывались, ловко орудуя дротиками. Роль застрельщиков отводилась балеарам, владевшим пращей не хуже самого Давида. Но больше всего — воинов из иберских племен, прельщенных обещанием богатой добычи — примерно две трети. Эти воины были храбры, но нередко невыучены и недисциплинированы — и оттого не очень надежны. Армия Ганнибала походила на бесформенную мраморную глыбу, от которой потребно отсечь немало лишних кусков, чтобы вышла прекрасная статуя.

Оставив брату Гасдрубалу, какой должен был оберегать от римлян Иберию, толику воинов, Ганнибал повел свое воинство на восток. Армия была столь велика, что идти приходилось тремя колоннами, в противном случае полки растянулись бы на несколько дней пути. Именно в таком порядке войско пересекло Ибер и приблизилось к Пиренеям. Здесь, устрашенные стылой тяжестью гор, а еще более — грандиозностью поставленной цели, взбунтовались воины-карпетаны, отказавшиеся следовать дальше. Ганнибал мог без хлопот подавить этот мятеж, но суровость демонстрировать не стал, ибо не хотел ни губить преданных ему воинов, ни портить отношения с иберийским народом. Он отпустил полки карпетан, а также всех остальных, кого пугал дерзкий замысел. Глыба утратила самые косные свои части и стала обретать очертания. Через Ибер Ганнибал перевалил лишь с шестьюдесятью тысячами воинов, но это были действительно воины, а не мужчины, взявшие в руки оружие.

Путь по Галлии оказался полегче, чем полагали карфагенские генералы. Козлоногие галлы не препятствовали движению войск через свои земли, отчасти устрашенные их мощью, отчасти в надежде на то, что, вступив в войну с Римом, карфагеняне истощат силы латинян, и те прекратят свой натиск в пределы галльских племен. Ганнибал со своей стороны всячески склонял варваров к миру, щедро оделяя вождей тряпьем и блестящими чашами. Карфагеняне вели себя подчеркнуто дружелюбно, платя полновесной монетой за хлеб, лошадей, быков, даже за те убытки, какие причиняла армия, если ей приходилось идти по колосящимся нивам.