Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России - [18]
Духовно-рыцарская утопия императора Павла I разбилась о церковные проблемы еще при его жизни. Ей было отказано в папском признании. Регионалиетские интриги главы русских римо-католиков, архиепископа митрополита Могилевского Станислава Сестрженцевича лишь запутали отношения императора с католической иерархией, спровоцировав разрыв дипломатических отношений России с Ватиканом. Несомненно, православная экклезиология времен Павла допускала духовно-организационное сотрудничество конфессий не больше, нежели католическая. Только подчиненное положение православной церкви, установившееся в России после Петра I, избавило императора-магистра от мощного протеста российских иерархов.
Расширение роли кавалеров-мирян, кавалеров-некатоликов и другие реформы, которые Павел I осуществил в качестве главы Ордена, были, как мы видим, мерами последовательными и в целом не революционными. Их непосредственной целью было укоренение Ордена в России, а конечной целью — сохранение Державного ордена с его традициями и спецификой; сочетание парадоксальное, но логически объяснимое. Смерть Павла разделила орденский и российский престолы.
Ко времени своего воцарения Александр I был великим приором некатолического Российского приората и великим маршалом — одним из «высших чинов» — Ордена в целом. Новый российский император сохранил за собой эти посты, не предпринимая никаких попыток встать во главе всего Ордена. Манифестом 16 марта 1801 года Александр подтвердил пребывание госпитальеров под покровительством российской короны и принял звание протектора Ордена[51]. С этим актом связаны два чрезвычайно распространенных и прямо противоположных заблуждения.
Часть авторов полагает, что протекторский сан давал Александру право управлять Орденом. Характерна знаменитая ошибка графа И. Воронцова-Дашкова, спутавшего достоинства протектора и великого магистра. В действительности принятое Александром звание (как и аналогичное звание, принятое его отцом в 1797 году) обозначало не права, а почетные обязанности (долг поддержки, покровительства) по отношению к Ордену. В то же время, будучи государем, во владениях которого находились два Великих приората, Александр I имел определенные права надзора за этой (именно этой) частью Ордена. В частности, статьи XI и XII конвенции 1797 года вменяли российской короне в обязанность попечение о том, чтобы «исполнение Статутов и учреждений» было неукоснительно со стороны рыцарей (при этом подтверждалась свобода Ордена от императорской власти в установлении таковых «Статутов и учреждений»).
Эти права Александра (аналогичные правам других монархов, во владениях которых находились приораты госпитальеров) также могли быть определены как протекторские. Вообще же исторически термин «протектор Ордена» в разных ситуациях трактовался по-разному. Александр I не вполне корректно смешивал в своих указах и манифестах обязывающее почетное звание протектора Державного ордена (дарованное иоаннитами его отцу и самовольно принятое им самим) со своими правами протектора орденских структур в России. Между тем эти два протекторских статуса глубоко различны. Первый из них никоим образом не являлся наследственным. Второй был унаследован Александром I от отца вместе с готовностью соблюдать конвенцию 1797 года и условия пожалования 29 ноября 1798 года. Так или иначе, протекторские полномочия Александр делегировал поручику (местоблюстителю) великого магистра бальи графу Н. И. Салтыкову.[52] Ему же было поручено управлять делами Российского некатолического приората.
Александр сохранил за собой и звание великого маршала, назначив бальи И. Л. Голенищева-Кутузова своим заместителем на этом посту.[53] Историки, приписывающие Александру I роль главы Ордена, упускают из виду то, что все сделанные им перестановки и назначения основывались на его приорских, маршальских и императорских полномочиях, а не на «волевом» взятии всей власти в свои руки.
Другие авторы, напротив, усматривают первый признак высочайшего неблаговоления к Ордену в том, что Александр провозгласил себя «лишь» протектором и не стал домогаться магистерства. В этом же духе рассматривается утверждение Александром I императорского титула (18 апреля 1801 года) и государственного герба (26 апреля) без каких-либо госпитальерских элементов. Но ни один акт не устанавливал потомственного права российских, монархов на какое-либо (тем паче главенствующее) место в Ордене. Должность главы мальтийских рыцарей оставалась выборной. К тому же члены орденской администрации (даже русские и православные) понимали, что повторять благочестивый трюк со стихийными выборами магистра (как это было в 1798 году) немыслимо; что члены западных приоратов не подадут голоса за некатолика, по крайней мере за второго некатолика подряд; что форсировать «экуменизацию» Ордена нельзя и апеллировать к этому процессу рано; и наконец, что передача магистерства от немонаха к немонаху, превратив исключение в норму, подорвала бы устои Ордена.
Летом 1801 года в составе Священного совета не было ни одного обетного рыцаря и только один католик-мирянин (бальи герцог де Серракаприола). Это не помешало совету на заседании 20 июля 1801 года со всей определенностью заявить о том, что Орден является религиозной организацией в юрисдикции Ватикана.
