Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России - [13]

Обращаясь к эпохе перемен, мы должны учесть, чем Орден продолжал оставаться постоянно, вне зависимости от всех потрясений, до Павла, при Павле и непосредственно после Павла. Ответ гласит: в основе своей Орден неизменно оставался канонической организацией монахов, занятых делами благочестия — прежде всего крестоносными и госпитальными. Все подразделения, не подпадающие под это определение, имели характер вспомогательных, состоящих при Ордене, а не в Ордене.

Подобно всем монашеским общинам, Державный орден занимал определенное место в церковной структуре — со всеми проистекающими из этого правами и обязанностями, включая послушание церковным властям не только в вопросах исповедания веры, но и в сфере дисциплины и администрирования на основе строго определенных норм канонического права. Следует учесть, что важнейшие монашеские ордена католической церкви обычно исключались из ведения местных иерархов и получали право подчиняться непосредственно Риму. Точно так же и госпитальеры находились в прямом подчинении папскому престолу и кардиналам, а в течение нескольких периодов орденской историй — только папам.[23] Впервые эти правила были установлены в 1154 году буллой Анастасия IV «Christianae Fidei Religio»; впоследствии орденские привилегии неоднократно уточнялись и пересматривались панами. В 1779 году Пий VI издал буллу «Pastoralium Nobis», подтвердившую подчинение Ордена непосредственно папскому престолу — положение, сохранявшее силу в течение всего рассматриваемого периода.[24] Из папской юрисдикции Орден не изымался никогда.

«Действительное членство» в Ордене, как известно, принадлежало лишь рыцарям, принесшим монашеские обеты (включая обеты послушания и безбрачия). Это положение закреплялось орденским уставом (с 1113 года) и законодательством, а равно и многовековой традицией. Именно обетные рыцари управляли Орденом и его ветвями, обладали правом голоса в орденских структурах, могли управлять орденскими имениями (командорствами). Капелланы (священники, окормлявшие рыцарей) сами не имели рыцарского статуса. Принадлежа к Ордену как к духовной структуре, они (как и братья-служители) не могли претендовать на полноправное членство. И наконец, на периферии орденской организации существовали почетные рыцари. Институт почетного рыцарства сложился в результате того, что многие знатные особы, сотрудничая с Орденом и имея перед ним заслуги, почему-либо не могли или не желали принять обеты. В отличие от института обетного рыцарства с его корпоративностью институт почетных рыцарей был чисто наградным, подобно современным некорпоративным «орденам заслуг»[25]. Стать почетным рыцарем мог и некатолик (Шереметев в 1698 году, Павел I с супругой и сыновьями в 1797 году и т. д.). Не принадлежа к Ордену как к религиозной общине, находясь за пределами внутреннего устройства Ордена (подобно Б. Шереметеву, который приехал на Мальту, получил почетный кавалерский крест и отправился домой), почетные рыцари тем не менее были окружены ореолом морального единства с «настоящими» рыцарями и имели право на ношение орденских знаков. Для высокопоставленных и заслуженных почетных рыцарей было возможно получение орденских званий командора и даже бальи, но никакие должностные позиции, никакие реальные командорства и бальяжи за этими званиями не стояли; участвовать в управлении Орденом и его локальными отделениями почетные рыцари не могли.[26]

Орден являлся также обладателем светских, державных прав, в том числе — права обмениваться послами и заключать договоры с другими государствами. Это положение оформилось как следствие длительного обладания Мальтой; но тем не менее суверенитет принадлежал Ордену не как «мальтийскому княжеству», а как общине, союзу рыцарей, объединенных уставом (в основе своей монашеским). Именно в качестве главы госпитальеров, а не в качестве правителя Мальты, великий магистр де Виньякур получил для себя и преемников от императора Рудольфа II в 1607 году титул и права князя (дополненные позднее, по пожалованию Фердинанда II, титулом светлости). Именно поэтому ни потеря Мальты в 1798 году, ни позднейшее закрепление этого положения международными актами не лишили Орден значения субъекта международного права и fontis honorum.[27]

Полнотой гражданских прав в государственном организме Ордена обладали лишь все те же обетные рыцари.

Итак, Державный орден в силу своей державности являлся субъектом светского права, но по собственной орденской природе находился в ведении канонического права и экклезиологии. Эта «смешанность», «двойственность» Ордена (persona mixta) не приводила к раздвоенности благодаря первенству (как историческому, так и юридическому) крестоносно-монашеского начала по отношению к крестоносно-государственному. Поэтому совершенно неправы те авторы, которые из государственного суверенитета, принадлежавшего Ордену, выводят административную независимость от церкви. Напротив: Орден лишь постольку мог пользоваться своими светскими правами, поскольку он был верен церкви.

Таковы были общие принципы существования Ордена. На практике госпитальерский союз к концу XVIII века претерпел сильное обмирщение нравов. Среди иоаннитов обычным было релятивистское отношение к обетам и к духовному наследию основателей Ордена.