Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора - [23]

Николай».

На поздравление от 1-го батальона Его Высочество телеграфировал:

«Капитану Коростовец* (*Командир Государевой роты, временно командовавший в то время 1-м батальоном).

Прошу передать дорогому 1-му батальону Мою сердечную благодарность за поздравление. Радуюсь на днях вернуться и вступить в командование им снова.

Николай».

Эти последние слова скоро сбылись; вернувшись в Гатчину, Его Высочество 18 мая приехал в Петербург, явился ком[андующе]му полком и вступил в командование Своим батальоном.

Вечером 21-го поднимали флаг на полковом катере «Потешный»[53]. В 7 ч. катер стоял в Зимней канавке[54] под стенами казармы на Миллионной; на руле был командир 3-й роты, бывший моряк, капитан Порецкий[55] с фельдфебелем; на веслах сидели солдаты в белых рубахах морского покроя с красными откидными воротниками и надписью «Потешный» на ленточках фуражек — все 3-й роты, к которой причислен катер. Вдоль решетки над Зимней канавкой и на Дворцовой набережной расположились 1-й и 4-й батальоны. Цесаревич с ком. полком и другими штаб-офицерами сели в катер и отвалили от берега. Когда, пройдя под Эрмитажным мостом, катер очутился в Неве и приблизился к целой флотилии паровых катеров с офицерами полка и хором музыки, на «Потешном» взвился флаг; все сняли фуражки, гребцы взяли весла на валек, грянул Преображенский марш, и с берега раздалось ура. Яхта «Голубка» взяла катер на буксир и все поплыли к Елагину острову[56]. Обогнув Стрелку, буксир бросили. Солнце садилось; сыграли повестку, потом зорю, фельдфебель на «Потешном» прочел «Отче наш» и над водой полились звуки молитвы «Коль славен наш Господь в Сионе». Вечер закончился ужином всех офицеров у Фелисиена на Каменном острове[57]. Наследник провозгласил тост за ком[андующе]го полком, бывшего в тот день именинником. Позднею ночью на «Голубке» вернулись на Миллионную.

24 мая полк переходил в лагерь под селом Красным. Утром Цесаревич прибыл в казармы на Миллионной, где на дворе перед выступлением отслужил молебен[58]. 1-й батальон, предводительствуемый своим Августейшим командиром, в 9 ч. выступил на Балтийский вокзал. Полк был перевезен в Красное Село по железной дороге.

В это же утро в лагере полка освятили вновь выстроенный в лагере полка барак Цесаревича.

По прибытии полка в Красное Село служили молебен в только что оконченной и еще не совсем отделанной новой офицерской столовой. На ее башне подняли красный флаг с желтым вензелем Петра I, Основателя полка. За завтраком Цесаревича сел, а потом и всегда садился по правую руку командующего полком, занимавшего место в середине накрытого покоем стола. По правую руку Цесаревича сидел полк. Кашерининов[59]. Его Высочество провозгласил тост за ком-го полком, как за виновника возникновения новой лагерной столовой.

В 8 часов вечера сели обедать. Цесаревич угощал фруктами из придворных оранжерей.

Переселяясь в лагерь, Он стал еще ближе к полку; Он жил в Своем бараке постоянно, за исключением праздничных дней. Только по субботам и накануне праздников, по окончании занятий уезжал Он из Красного, а возвращался, когда кончался праздник, вечером.

Вечером 31 мая, после обычной игры на бильярде, Цесаревич зашел с несколькими офицерами в погребок при офицерской столовой; пили вино и пели полковые застольные песни. В память этого вечера Наследник написал карандашом на стене погребка: «Первое сиждение. 31 мая 1893. Флигель-адъютант полковник Николай».

«Сиждениями» в полку назывались товарищеские беседы за стаканом вина. Оставаясь по целым неделям в лагере, ежедневно завтракая в офицерской столовой, проводя много свободных часов в саду, вновь разбитом вокруг собрания, участвуя в играх и беседах с офицерами, Наследник настолько сжился с полком, что окружающие не чувствовали ни малейшего стеснения и скоро совсем привыкли к присутствию в своей среде Августейшего товарища. Можно сказать положительно, что никого из сослуживцев Он не приближал к Себе преимущественно перед другими. Разговоры в Его присутствии велись совершенно свободно, часто касаясь вопросов серьезных и даже государственных. Цесаревич охотно выслушивал различные мнения и нередко сам высказывался откровенно. К службе Он относился необыкновенно ревностно, любил ее и всегда возмущался, слыша или видя нерадивое или даже равнодушное к ней отношение. Строгость исполнения служебного долга легко уживались в нем с непринужденным, ласковым и приветливым обращением с нижними чинами. В этом выражался его простой и ясный, чисто русский взгляд на дисциплину. Цесаревич как-то рассказывал, что за время Его службы в лейб-гусарах[60] там однажды принимали принца Неаполитанского; были позваны песенники, и кто-то из офицеров под лихую солдатскую песню пустился отплясывать трепака. Принц очень удивился и, обратившись к Наследнику, спросил его: «Неужели в России дисциплина допускает, чтобы офицер плясал с простыми солдатами?» — «В этом-то и есть наша сила», — ответил Цесаревич.

11-го июня, узнав, что у командира Государевой роты родился сын Андрей, Цесаревич пожелал быть восприемником и передал капитану Коростовцу наперсный крестик и икону Казанской Божией Матери для новорожденного и браслет с изумрудом для его матери, бывшей тогда в деревне.