Император Николай II и заговор генералов - [111]

В дальнейшем мы еще увидим (в какой уже раз?), как члены династии вели себя в «эти великие исторические дни». Это был сплошной скандал и позор. А генерал-адъютант Иванов, будучи в Киеве арестован «товарищами», обратился к Гучкову с письмом, в котором вполне выявил свое лицо, заявив, между прочим, «о своей готовности служить и впредь отечеству, ныне усугубляемой сознанием и ожиданием тех благ, которые может дать новый государственный строй» (В. Воейков).

Чем объяснить все эти письма, заявления, шествия в Думу для выражения верности и, наконец, открытую измену? Только страхом перед возможной смертью или заключением? Или чем-то, может быть, другим? Праведен гнев Божий, посетивший нашу несчастную Родину.

После 12 ч. ночи с понедельника на вторник Государь переехал поезд, где Он принял Иванова. Разговор продолжался два часа. Затем поезд тронулся. Днем проехали Смоленск, Вязьму. Все было в порядке. Затем в Свитском поезде, который шел впереди поезда Государя, стали получаться тревожные сведения. Стала известна пресловутая телеграмма Бубликова, получены сведения о каком-то новом правительстве. Свита, ехавшая в первом поезде (ген. Цабель, бар. Штакельберг, ген. Дубенский, полк. Невдахов и др.), решила предупредить об этих слухах идущий сзади в нескольких прогонах поезд Государя. Было составлено письмо, и один из офицеров остался на станции, чтобы передать письмо Воейкову для доклада Государю.

В Бологом Свитский поезд получил ответную телеграмму от Воейкова: «во что бы то ни стало пробраться в Царское Село». Поезд тронулся дальше и в 1 ч. ночи прибыл на ст. Малая Вишера. На этой станций один из офицеров собственного Его Величества железнодорожного полка доложил своему командиру генералу Цабель, что следующие станции Любань и Тосно заняты революционными войсками. Он (это офицер) в последнюю минуту уехал на дрезине, чтобы сообщить о положении на этих станциях. Свитский поезд решил ждать на станции Малая Вишера «собственного» поезда для доклада Государя о создавшемся положении.

Через час подошел Царский поезд. Воейкову было доложено о революционных войсках на ближайших станциях, и тогда он пошел с докладом к Государю. Вот что пишет об этом Воейков: «Я доложил Государю сведения, поступившие от моих подчиненных, и спросил, что Ему угодно решить? Тогда Государь спросил меня: “А вы что думаете?” Я Ему ответил, что ехать на Тосно, по имеющимся сведениям, считаю безусловно нежелательным. Из Малой же Вишеры можно проехать на Бологое и оттуда попасть в район, близкий к действующей армии, где – нужно предполагать – движение пока еще не нарушено. Государь мне ответил, что хотел бы проехать в ближайший пункт, где имеется аппарат Юза» (В. Воейков). Решено было ехать на Бологое – Дно.

В Старой Руссе узнали, что Иванов только в среду 1-го Марта прошел станцию Дно. Узнав об этом, Государь сказал: «Отчего он так тихо едет?»

Прибыв на станцию Дно, причем на этот раз головным шел Царский поезд, а свитский позже, там уже застали чиновника с телеграммой на имя Государя от Родзянко, который сообщал, что он приезжает из Петрограда с докладом. Государь приказал узнать, когда приедет Родзянко. Воейков по телеграфу получил ответ, что поезд для Родзянко уже заказан, но сам Родзянко занят (это была ложь – Родзянко не пустили «секретари дьявола», т. е. Совет рабочих и солдатских депутатов и главным образом старался Суханов) и не знает, когда приедет. Было получено также сообщение, что Виндаво-Рыбинская железная дорога занята революционными частями и что Иванов остановился со своим поездом в Вырице. Когда это было сообщено Государю, Он решил ехать в Псков, в штаб Северного фронта, где был Юз, и просил сообщить Родзянке, чтобы он прибыл в Псков.

По прибытии в Псков была получена телеграмма за подписью Бубликова, с извещением, что Родзянко отменил свой выезд из Петрограда. Его просто не пустили. И Председатель Государственной Думы и Председатель Временного комитета оказался просто пешкой, которой распоряжались из Совдепа как хотели. Но он это тщательно скрывал, чтобы проделать свою последнюю и такую страшную миссию – лгать генералам, лгать Государю, лгать, лгать и еще раз лгать. Он забывал, этот «громогласный, массивный и глупый» заговорщик, что отец лжи – дьявол. И дьявол заплатил ему черепками, как это всегда бывает; его вышибли вон сразу после этой предательской миссии. «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти».

Есть очень распространенное и разделяемое многими мнение, что войска, которые Государь приказал послать в столицу для подавления революционного восстания, по дороге «разложились». Это совершенно не соответствует действительности. Пользуясь всеми имеющимися в моем распоряжении материалами, я особенное внимание обратил на серию статей А. Тарсаидзе «На Петроград!», появившихся в апреле 1955 года в газете «Россия» (Нью-Йорк). Тщательно подобранный материал заставит очень многих пересмотреть и по-новому передумать этот важнейший вопрос в оценке событий февральских и мартовских дней 1917 года.

Помимо статей А. Тарсаидзе об этом пишут подробно также Спиридович, Мельгунов, Блок и др. Анализ этого вопроса еще больше говорит о вине Алексеева, который имел полную возможность подавить бунт, а затем революцию в Петрограде. Есть и не менее распространенное мнение, что выезд Государя из Могилева тоже был роковой ошибкой. Мы увидим, что и это не соответствовало действительности. Для подавления революции в Петрограде, которая на глазах перерастала в социальную революцию, нужно было, несмотря на анархию и полное разложение всех и вся в Петрограде, только одно: верность Государю и беспрекословное исполнение Его приказов. Высшее командование армии во главе с Алексеевым предпочло пойти на сговор с Родзянко, который сам не имел