Император Наполеон - [162]

Таким образом, шесть союзных армий общей численностью без малого 800 тыс. человек (а к ним на соединение шла еще седьмая, шведская, армия) шли на Францию отовсюду. План союзников был бесхитростен: окружить и задавить воинство Наполеона своим громадным численным превосходством. Ведь разведка союзного командования определяла численность Северной армии не более чем в 150 тыс. человек. В действительности, по данным различных источников, Северная армия насчитывала и того меньше — от 113 до 128 тыс. бойцов и от 344 до 366 орудий[1673]. Вся армия была разделена на пять армейских корпусов, которыми командовали генералы Ж. Б. Друэ д’Эрлон, О. Ш. Рейль, Д. Ж. Вандам, Э. М. Жерар и Ж. Мутон (все пятеро — графы!), кавалерийский резерв под командованием маршала и графа Э. Р. Груши и корпус Императорской гвардии численностью в 19 909 человек во главе с генералом графом А. Друо[1674].

На боевые качества солдат и офицеров Северной армии (особенно ее гвардейских частей) Наполеон вполне мог положиться, а вот высшие командные кадры на этот раз еще более, чем в кампании 1814 г., удовлетворить его не могли. Дело не только в том, что он смог взять с собою в поход всего лишь трех маршалов, включая «новичка» Груши. Главное, император вынужден был заменить на посту начальника Генерального штаба незаменимого до тех пор Бертье. Но первый и с 1805 г. бессменный штабист империи в апреле 1814 г. переметнулся к Бурбонам, а 1 июня 1815 г., будучи в Бамберге у своего тестя, баварского герцога Вильгельма, погиб. Карл Маркс считал, что Бертье «был убит шестью лицами в масках, которые выбросили его из окна» герцогского дворца, когда он смотрел в это окно, с высоты 15 м, на вступление в город русских войск[1675]. Другие исследователи делают оговорку: Бертье погиб «при невыясненных обстоятельствах»: то ли выпал из окна, то ли был выброшен кем-то[1676]. Р. Делдерфилд без ссылки на источники утверждает: «Когда об этом сообщили Наполеону, он заплакал»[1677].

Маршал Сульт, которому Наполеон поручил возглавить Генеральный штаб, не пользовался доверием солдатской массы. Ведь никто не забывал о том, что он служил Людовику XVIII как военный министр. К тому же Сульт никогда не имел никакого отношения к работе Генерального штаба, бывшего в монопольном ведении Бертье. «В отличие от Бертье, — характеризует Сульта Д. Вильпен, — его приказам часто не хватало точности <…>. В тех случаях, когда Бертье, подстраховываясь, отправлял по семь — десять копий с разными гонцами, новый начальник штаба чаще всего довольствовался одним курьером. Но случайности войны приводят к тому, что одного всадника могут взять в плен, убить, ранить, он может заблудиться в пути»[1678]. Эта, можно сказать, «фамильная» слабость Сульта, как мы увидим, станет роковой в битве при Ватерлоо. Дэвид Чандлер, возможно, прав, полагая, что «маршал Сюше был бы гораздо лучшим начальником штаба, чем Сульт»[1679], но, с другой стороны, Наполеон, конечно же, знал, что именно Сюше лучше, чем кто-либо, сможет защитить Лион от испанских, португальских, пьемонтских, неаполитанских войск.

Кстати, о маршалах. Да, их осталось в строю у Наполеона только семеро. Но зато и в Северной (главным образом), и в Альпийской армии у Сюше командовали отдельными корпусами очень талантливые генералы, из которых шестеро тоже станут в будущем, уже после смерти Наполеона, маршалами: Жерар, Мутон, Друэ д’Эрлон, Рейль, а также Г. Молитор и Б. Клозель[1680].

Боевой дух Северной армии, равно как и эффективность ее действий определялись различными факторами, но решающим был харизматический авторитет, в буквальном смысле культ личности Наполеона. Вот как пишет об этом Доминик Вильпен: «Магия его личности подчиняет себе всю армию. Солдаты, ничего не понимающие в стратегии, с изумлением смотрят на сверхчеловека, часами склоняющегося над картами, тучами рассылающего эстафеты и при этом диктующего письма, всевидящего, всезнающего и догадывающегося обо всем. Они боготворят его. Он — голова, они — ноги»[1681]. Е. В. Тарле отмечал, что в те дни «английские лазутчики не могли прийти в себя от удивления и доносили Веллингтону: “Обожание Наполеона в армии дошло до размеров умопомешательства”. С этими свидетельствами согласуются и показания других иностранных соглядатаев, присматривавшихся к настроениям во Франции»[1682].

Здесь же Евгений Викторович обратил внимание на такую подробность: «Ни Веллингтон, ни его шпионы не разглядели в настроениях французских солдат еще и другой черты, которой не было до сих пор в наполеоновских армиях, — это подозрительности и недоверия солдат к генералам и маршалам. Солдаты помнили, что маршалы в 1814 г. изменяли императору. Слепо веря Наполеону, они хотели, чтобы он поступил с “изменниками” так же, как в свое время Конвент поступал с подозрительными генералами. Гильотина для изменников в генеральских галунах!»[1683] Наполеон на это не шел, но само его присутствие уже внушало солдатам уверенность в том, что генералы и маршалы под личным присмотром «всевидящего, всезнающего и догадывающегося обо всем» императора не посмеют унизить себя до измены.