Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала… - [201]

Так или иначе «Нечистая сила» Пикуля стоит в том же ряду фальсификаций истории, что и «Двадцать три ступени вниз» Касвинова, и «Агония» Климова. Еще раз повторю, что вряд ли можно винить в этом авторов — они писали то, что знали из советских источников. Но эти источники были полны мифов и клеветы, берущих начало еще в 1916–1917 гг.

«Агония» Элема Климова [118]

Этот двухсерийный фильм был снят на «Мосфильме» в 1975 году по сценарию С. Л. Лунгина и И. И. Нусинова.

Пожалуй, ни одна из картин, осевших впоследствии на полке, не рождалась так мучительно и долго. Работа над фильмом началась в 1966 году, снят он был за восемь лет, а сдан еще год спустя — в 1975 году. На экраны же ему было суждено попасть только через десять лет — в 1985 году. Режиссер Элем Климов говорил по этому поводу следующее [119]:

«Агония» — это половина моей жизни. Фильм круто повернул всю мою судьбу. В работе над ним я вкусил все — и радость, и удачу, и отчаяние. Если бы можно было рассказать все, что приключилось на этом фильме и вокруг него, то получился бы, наверное, настоящий роман…

Насколько я понимаю, талантливый режиссер Элем Климов, получив госзаказ, пробивался от искаженного и фарсового, кондово-большевистского понимания истории к истине, но застрял на полпути, на полуправде. Да и не мог он в те годы найти правду о Царской семье в архивах СССР, сколько бы ни искал. Расскажем подробнее.

Вероятно, какую-то роль в этой истории сыграли некоторые факты его биографии.

Октябрь 1942 года. Первоклассник Элем с маленьким братиком Германом и мамой оставляет Сталинград. Дома полыхали до неба. Чадило вылившееся после бомбежки в реку топливо. Горела Волга. Горел город. Режиссер вспоминал:

…Мы доехали до Свердловска, потом нас пересадили и повезли в деревню, это 20 верст от города, которая называлась Коптяки, ее теперь знает весь мир… Нашел потом эти ямы, где они были, так они и называются «Царские ямы» в лесу, залез в эту яму, меня там ребята сфотографировали. И я в этом сосновом лесу думаю: боже мой, но ведь никто не знает про это, я случаем узнал. Но какой-то знак здесь, позывной какой-то должен быть. Смотрю, одна сосна — она такая не толстая, — ободранная шкура с нее, она белая стоит, она цветет, она растет, она живет, но кто-то как знак — тогда нельзя было про это говорить даже, — так что вот такие дела [120].

Вероятно, не прошло даром и общение с актером Георгием Даниловичем Светлани (Пиньковским, 1895–1983) — в прошлом юнгой Императорской яхты «Штандарт», товарищем детских игр Цесаревича Алексия Николаевича. Единственную в жизни главную роль сыграл он в фильме «Спорт, спорт, спорт» (1970) Э. Климова — ленте, снятой перед «Агонией».

Предложение поставить картину о царском фаворите Климов получил от Ивана Александровича Пырьева: «Гришка Распутин! Это же фигура…

Я тебя умоляю — достань и прочитай протоколы допросов комиссии Временного правительства, в которой работал Александр Блок. И, самое главное, Распутина там не пропусти!» Далее Э. Климов рассказывал: «Я сговариваюсь с Семеном Лунгиным и Ильей Нусиновым, и мы втроем уезжаем в Подмосковье писать сценарий. Он тогда назывался “Антихрист”. Речь идет об Илье Исааковиче Нусинове (1920–1970), сыне старого бундовца, арестованного в 1949 году и умершего в Лефортовской тюрьме, и Семене Львовиче Лунгине (род. 1920), также пострадавшим во время послевоенной кампании по борьбе с космополитизмом.

В мае 1966 года в объединении «Луч» утвердили заявку на сценарий «Святой старец Гришка Распутин» («Мессия»). В августе на худсовете обсуждали сценарий. Он назывался «Антихрист». «В первых моих фильмах у меня обозначился крен в сатиру, — рассказывал Климов. — Он дал себя знать и в “Антихристе”. Фильм задумывался в фарсовом ключе. У нас было как бы два Распутина. Один — как бы “подлинный” Распутин. Другой — фольклорно-легендарный. Образ “фольклорного Распутина” складывался из невероятных слухов, легенд, анекдотов, которые в свое время ходили про Распутина в народе. Тут все было преувеличено, шаржировано, гротескно. Будто бы, будучи немецким шпионом, он самым невероятным образом пробирался в царский дворец, пролезал чуть ли не через ночной горшок императрицы, попадал через тайный ход за линию фронта и т. д.» [121].

Здесь Климов, заявлявший, что прочел на тему «тонны литературы», по не названной причине вводит читателя, мягко говоря, в заблуждение: не народные то были байки, а расчетливые выдумки врагов Царя и Его России. Впрочем, скорее всего Климов не знал об этом в те годы. «Мы уже и натуру выбрали для съемок, — пишет Климов, и казалось, что все в порядке. Я во всяком случае испытывал необычайный душевный подъем и не понимал еще, что атмосфера в государстве переменилась. И вот возвращаюсь в Москву с готовым сценарием. Приношу его Пырьеву, показываю свои раскадровки…»

Обсуждение сценария на худсовете прошло «на ура». Пырьев был доволен: «Давно не читал такого профессионального сценария. Жанр вещи выдержан точно. Фарс есть фарс. Сегодня это наиболее интересный, удобный и умный взгляд на последние дни Романовых. Распутин выведен в сценарии как положительный характер. И это хорошо. В нем есть неуемная сила народная. Эта сила существует не только в Распутине, но есть и в народе. Народ показан мудрым — рассказы, легенды, притчи».