Император и молот - [82]

– Ты возьмешь с собой всех людей? – спросил Фарман.

– Я, разумеется, оставлю на кораблях охрану.

– Тогда я тоже останусь здесь, – сказал провидец. – Воинов у тебя достаточно.

Не время спорить или выспрашивать. Шеф кивнул и занялся проблемами высадки на берег. Сопротивляться в гавани было некому, в ней, кажется, вообще не осталось людей. Несколько находившихся при кораблях греков сбежали. Шеф снял с одной руки золотые браслеты, оценивающе повертел их и, взяв с собой в качестве телохранителей Квикку и трех арбалетчиков, направился к ближайшей кучке лачуг в порту. От жадности языки наверняка развяжутся. Впрочем, ему не так уж много нужно узнать. Он в Остии, а в пятнадцати милях отсюда Рим. Прийти, взять город, убить английского папу. Даже за попытку сделать это на него обрушится император, и их долгий спор будет решен. Странное дело, но Шеф не мог представить себе, что властительный Бруно будет побежден. Возможно, он уже, как говорят англичане, оцепенел, почуял на себе тенета приближающейся смерти. Он шагал к хижинам, помахивая золотыми браслетами с воткнутой в них в знак мира веточкой.

Римский император получил известие о разгроме флота греческих союзников, находясь в Риме, который к тому времени тоже немало пострадал от его гнева. Поднимающийся ветер развеивал дым, клубами струящийся в небо за Капитолийским холмом. На улицах валялись непогребенные тела: римские бездельники и плебеи не смогли оказать серьезного сопротивления тяжеловооруженным войскам императора. У них были дубинки, булыжники и баррикады из опрокинутых телег, они пытались отстоять своего папу от чужеземного ставленника и заплатили за это кровавую цену. Ни Ватикан, ни сам город ничего не добились от императора, присягнувшего защищать их.

«Поживем – увидим», – подумал Бруно.

– Не унывай, парень, – обратился он к греческому адмиралу Георгиосу, увидев его ошеломленное выражение лица. – Зимой сможем отстроить твой флот заново. Твой басилевс ничего из-за этого не потеряет, положись на мое слово.

«Не унывать? – подумал Георгиос. – Все мои галеры потоплены за одно утро, уничтожены, как мы уничтожали бесчисленные арабские суда. Моим морякам приходится вести уличные бои с городской чернью под знаменами чужого императора. А секрет греческого огня… нет, он наверняка не раскрыт. Но это могло произойти. Не унывать. Да он с ума сошел».

«Даже лучшие из моих военных советников крайне озабочены, – признался себе Бруно. – У Георгиоса на это есть причины. Но Агилульф…» Дух у императора взыграл в упрямом противоречии с настроением его приближенных.

– Ладно, – сказал Бруно. – Враги неожиданно напали на нас в Остии. И мы еще не до конца уладили наше маленькое дельце с городским сбродом. Папа Иоанн все еще не у меня в руках. А теперь послушайте. Все это не имеет значения. Не правда ли, Эркенберт, ваше святейшество? Вспомним, что говорил капеллан Арно. В любой военной кампании нужно определить ее Schwerpunkt, главную точку. В нашем случае значение имеет только одно, только одно остается важным с тех пор, как мы нашли Грааль. Раз и навсегда покончить с моим врагом, Единым Королем. Как только мы это сделаем, все остальное уладится. Город будет усмирен через неделю. Папу Иоанна нам выдаст какой-нибудь предатель. Флот можно будет отстроить. Но если мы этого не сделаем …

– Все остальные навалятся на нас, – подытожил Агилульф, – и мы будем разбиты.

При последних словах он покосился на Георгиоса. Агилульф не забыл, кто сжег его отряд и его самого греческим огнем, и не поверил объяснениям, что это вышло случайно.

– Но мы это сделаем, – сказал Эркенберт, папа Петр II, как он теперь себя называл. Он еще не сменил свою поношенную черную сутану на одежды наместника святого Петра. Подлинные папские регалии не удалось найти, да и само избрание Эркенберта было слишком поспешным, проведенным едва ли третью полного состава конклава с многочисленными нарушениями процедуры. И все же император был прав. Кардиналов можно будет собрать еще раз, регалии разыскать или заменить новыми. Главное – победа.

– Я готов на время забыть о своем папстве и вернуться к исполнению прежних обязанностей в армии императора, – продолжал Эркенберт. – Потомки Волка Войны готовы занять позиции, как только будет получен приказ.

– Какую пользу нам принесут осадные орудия против армии на марше? – спросил Агилульф.

– Кто знает? – ответил ему император. – Мы имеем дело не с обычным человеком, никто из нас не должен об этом забывать. Он обманывал каждого из своих врагов. Он даже меня обманывал. Но в конце концов в деле с Граалем ему не удалось меня обмануть. Мы должны быть так же хитры, как он. Благодарю вас, ваше святейшество. Если бы у каждого моего воина был ваш боевой дух, наша победа была бы обеспечена.

– Победа нам обеспечена, – сказал Эркенберт. – In hoc signo vinces. С этим знаком победишь.

Сквозь разбитое окно разграбленной виллы он показал на знамя с изображенным на нем Граалем, водруженное над золотым реликварием, где теперь хранился сам Грааль. Вокруг него всегда стояли четыре риттера, в полном вооружении, с обнаженными мечами и с символами новой Воинствующей Церкви и «Дара Петра».