Император Бубенцов, или Хромой змей - [77]

Закончив труды, Шлягер потянулся с хрустом, широко, по-собачьи зевнул. Глядя на него, сладко зевнула и Роза. Как будто маленькая радуга осветила угрюмые своды кочегарки. То сверкнули вставленные в каждый её зуб драгоценные бриллианты. Глядя на Розу, раззевался и Огнь, показав мерзкое нёбо. Не удержался и человек с хохолком, и даже Шпрух. Зевота быстро стала распространяться по всему помещению…

– Да почему бы вам, господин Шлягер, не дать мне информацию о будущем? – потягиваясь, спросила Роза. – Ведь гораздо проще гадать на картах, когда будущее известно наперёд.

– К сожалению, среди нашей вездесущей агентуры нет специалистов, способных ясно провидеть будущее. Мы можем строить приблизительные прогнозы, выводя грядущее из прошлого. К сожалению, и само это прошлое изменчиво. Когда человек отрекается от совершённых им злодеяний, такое прошлое стирается с наших скрижалей. Это называется у них покаянием.

– То есть человек грешит, а ему потом за это… ничего?

– К сожалению, так, – вздохнул Адольф Шлягер. – Жизнь человечья прихотлива Бывали случаи, когда вор имение своё раздавал сиротскому дому. Но, к счастью, большинство человекообразных уповают на будущее. Строят планы на завтра. Им кажется, что завтра им будет удобнее творить добрые дела. Гораздо удобнее, чем сегодня. На практике же «завтра» означает «никогда». Потому и поговорка придумана: «Завтра принадлежит дьяволу».

Роза Чмель зевнула, ей уже надоели эти скучности!

– Адольф! Давайте поговорим о любви. В скрижалях о юных годах Бубенцова вычитала я, как свершилось их первое грехопадение. Знаете, описано, конечно, постно… Даже в иные моменты и пошло. Среди зарослей цветущего иван-чая, хе-хе… Но есть прелестные детали. Там у неё вместо застёжек на сарафане – шмели и стрекозы. Жужжат, разлетаются, и сарафан опадает. Очень, очень поэтичное описание. А ещё поэтичнее про поясок, на котором чулочки держатся, он, представьте, из живой змейки. Золотая эта змейка выпускает свой хвост, чулочки-то сползают… Не могли бы мы, Адольф, нечто похожее с вами…

– Исключено, – сухо сказал Адольф.

– Отчего же? – сузила глаза Роза.

– Драгоценная Роза, мне ведомо, что скрыто под вашею блистательной наружностью, – загадочно произнёс Шлягер. – Знание истины приносит печаль. И напрочь гасит телесное возгорание.

– Ну и чёрт с вами! Жалкий импотент! Есть у меня иной жених. Скорей бы только его захомутать! Замуж-то невтерпёж! – пожаловалась Роза.

– Уж потерпите, Роза! А не то брому выпейте. Не забывайте, что вы пока ещё законная супруга господина Дживы.

– Не желаю! Убейте мерзкого Дживу! Раздавите гадину!..

– Нельзя, заинька! – Шлягер взял её за руку. – Не можно.

– Мне обещано! – заявила Роза Чмель. – По древним пророчествам, антихриста должна родить блудница. Из этого следует, что и предтече естественнее обвенчаться с блудницей. Вы же клялись брак этот уничтожить!

– К сожалению, никак нельзя! – возразил Адольф Шлягер. – Выявились новые обстоятельства. Генетическая экспертиза подтвердила, что Вера Репьёва принадлежит к роду весьма древнему. Кровь её соединяется с родом Гедиминовичей.

– Нет, пусть обвенчается с блудницей! Расторгните брак!

– Упёрся, – развёл руками Шлягер. – Не желает.

– Что значит «не желает»? – обернулся господин Огнь. – Надо организовать супружескую измену. Да хотя бы вот и с Розой. А жене предоставить неопровержимые факты.

– Не поможет! – сказал Шлягер.

– Как так? Не любит, выходит…

– Не выходит! Любит. Иной раз бьёт по щекам. Когда он набедокурит. Но сама же плачет при этом. Жалеет!.. Русская женщина.

– Бьёт и плачет?

– Истинно так! Русский характер. Она не бросит его!

Шлягер мягко теребил ладонь Розы и вдруг, изловчившись, приложился толстыми своими, мокрыми и холодными, как старые подберёзовики, губами к нежной коже красавицы.

– Это мы ещё посмотрим. – Роза брезгливо отдёрнула руку. – Где он сейчас?

– Бубенцов-то наш? Где, где… В сумасшедшем доме!

Прекрасные соболиные брови Розы изумлённо взметнулись.

– В доме скорби?

Шлягер несколько мгновений наслаждался растерянным видом неприступной красавицы.

– Офис у нас там, – успокоил он. – Арендуем площадь у администрации психиатрической клиники.

И прибавил, метнув взгляд в угол, где сидел Скокс:

– Знал бы кое-кто, во что это мне обходится! В какие суммы. Центр, считай, города. А потом все эти спектакли, худсоветы… Репетиции, переодевания, личины. Легко ли, примерно, старухе сыграть девицу?! Чтоб достоверно было. Мехи-то ветхие. Специально заказывали латекс, и не где-нибудь, а в самом Арле. Прочий реквизит чего стоит! Собака моя питается исключительно дорогим кормом. А иным нельзя-с, ибо линять будет, порода такая. Большой расход средств. А славу негодяю организовывать, подпитывать, пиарить подлеца, это как? Массовку нагонять в театр, цветы, поздравления… Да он ещё бунтует, ерепенится… В какую копейку это всё влетает, – жаловался Шлягер, умным зрачком впиваясь в Скокса.

– Реквизит казённый, – опроверг из дальнего угла горбун в армяке. – Средств довольно, чтобы поддерживать избранника в том убеждении, что его успехи связаны исключительно с личными заслугами.

– Как бы не так! – крикнул Шлягер. – Догадывается, что мы есть! Смекалист, сволочь!