Император Бубенцов, или Хромой змей - [46]

– Ущерб невелик. Ты можешь потерять то, что в старину называли честью.

– Честь порядочного человека дорого стоит, – с ходу принялся торговаться Бубенцов.

– Честь – это химера, – опроверг собеседник. – Вещь неосязаемая. Самое дорогое у человека – это жизнь.

– Где гарантии, что меня сразу же после скандала не укокошат в ближайших кустах?

– Честное слово джентльмена, – опровергая свою же концепцию относительно понятия «честь», веско произнёс Джива.

Нервы всё ещё находились в напряжении, но после такого удивительного предложения Бубенцов повеселел. «Всё-таки реалити-шоу!»

– Есть одно условие, – сказал Бубенцов. – В группу окружения прошу ввести Игоря Бермудеса и Тараса Поросюка.

– Это вчерашние балбесы?

– Уверяю, это достойнейшие люди.

– Не сомневаюсь, – усмехнувшись, кивнул заказчик. – С ними или без них, но ты должен устроить полноценный скандал. Имеешь право хамить, буянить, драться, сквернословить. В критический момент охрана придёт на помощь.

Такая развязка весьма понравилась Ерофею Бубенцову. Возможность наскандалить и насвинячить, зная, что никакого наказания не последует. Наоборот, гору денег отвалят. Кто ж откажется? Бубенцов ещё более утвердился в прежней мысли. Происходящее – часть грандиозного шоу. Выбрали его. Теперь следовало просто подчиниться замыслу неведомых сценаристов, сыграть роль достойно и правдиво.

Хозяин, прищурившись, поглядел на лицо Бубенцова, покачал головой.

– Сейчас глаз обработают бодягой. Бодяга рассосёт, – сказал Джива и крикнул в приоткрытую дверь:

– Застава!

4

Обладателем экзотической фамилии «Застава» оказался сутулый плюгавый человек с маузером на боку. Бубенцова поразило феноменальное его сходство со вчерашним мерзавцем в кепке. Тщедушным сложением, длинными немытыми волосами, а в особенности злым блеском маленьких мутных глаз Застава напоминал Нестора Махно. Застава повёл его по длинным коридорам и переходам, следуя на шаг позади.

Ерошка по дороге анализировал ситуацию. Конечно, замысел полностью укладывается в рамки развлекательного телевизионного проекта реалити-шоу, своеобразной комедии положений. Деньги, приключения, опасности. Красивые девки. Стремительный и непредсказуемый сюжет. Постоянная перемена декораций. Бездна юмора. Игра должна быть весёлой, раскованной. Возможно, впереди ждут испытания более изощрённые. Но и там он не ударит в грязь лицом. Он согласен сыграть героя. Игра есть игра! Случись погибать – и саму смерть встретит играючи. Хотя и с побледневшим лицом, но с надменной усмешкой, ироничным прищуром глаз. Чего ему бояться? Устроители комедии, без всякого сомнения, подстрахуют в самый драматический миг.

Но глубоко в душе всё-таки ныла заноза сомнения. Конечно, авторы этой комедии подстрахуют в случае чего, но ведь и они не застрахованы. А если иметь в виду человечью безответственность и тот бардак, что творится кругом? В конце концов, синяк под глазом. Не слишком ли сурово для игры? Его втянули в развлекательное шоу. В этом шоу, судя по всему, пресыщенным зрителям требуется подлинность. Там, где подлинное, там бывает страдание! Прав Ваня Смирнов – что болит, то и подлинно.

Охранник Застава замешкался в дверях, приотстал. Бубенцов же в задумчивости шёл дальше по длинному узкому коридору. Левая стена, украшенная гравюрами и офортами, была глухая и, по всей видимости, выходила во внутренний двор. А вот правая, как догадался Ерошка, окнами своими глядела в ночное поле. В ночное зимнее поле, озарённое лунным светом.

Ерошка шёл, скрипя паркетом, задевая рукою бордовые шторы, что ниспадали от потолка до самого пола. В одном месте, где шторы немного раздвинулись, щекою уловил слабую ледяную струйку, исходящую от окна. Бубенцов оглянулся и принялся раздвигать тяжёлые бархатные портьеры. Добрался до белых шёлковых гардин. Летучая, невесомая кисея липла к векам и губам. Тыкался пятернёй, нащупывал сквозь ткань переплёт рамы, фигурную ручку, а когда прорвался наконец к заветному окну и поднял глаза…

5

Ещё до того как Бубенцов осознал увиденное, понял он причину тишины, что царила внутри дома, – тройное остекление и вакуумные рамы глушили всякий звук. Но всего более потрясло его то, что не было снаружи, за окнами, никакого белого безмолвия. Прямо под окнами, против ожидания, не оказалось никакого загородного сада, никакой полоски леса не темнело на горизонте, никакая луна не освещала заснеженные холмы и просторы. Все эти великолепные картины жили, оказывается, только в его воображении.

А в реальности – увидел знакомую улицу, по которой двигался плотный поток машин к Электрозаводскому мосту. Красные огни отражались в чёрном глянце асфальта. А прямо напротив того места, откуда смотрел Бубенцов, на другой стороне улицы, стоял его дом. Дом возвышался, близился к нему, как громадный корабль, наплывал всеми своими празднично пылающими окнами. Великолепный сталинский дом, с высокими арками, с неоновой вывеской ресторана, с троллейбусной остановкой у выхода из магазина, с милыми мирными людьми, что стояли на остановке.

Сомнений никаких быть не могло – всё это время он был заперт в Елизаветинском Путевом дворце. В том самом царском дворце, на который частенько любовался вон оттуда, со своего балкона… раз, два, три… да-да, вон с того балкона, что на пятом этаже. До сих пор полагал, что во дворце этом размещён какой-нибудь музей, и всё собирался как-нибудь заглянуть сюда, разведать. Вот и заглянул, разведал.