Император - [9]

— Понимаю, — тихо сказал негодяй, кивая в сторону соседских столиков. Вздёрнул верхнюю губу, и крупные, выставленные вперёд зубы его оскалились до самых дёсен. У Бубенцова снова оборвалось сердце, мороз пронял до ногтей, сами собой пошевелились волосы на голове от этой невозможной, невыносимой улыбки.

— Понимаю ваши тревоги, — повторил гадёныш, пододвигая свой стул вплотную к Бубенцову. Приплёвывая в самое ухо, горячо зашептал: — Тридцать килограмм денег. Два пуда наличных!

Проговорив это, отодвинулся, сел ровно. Снова превратился в совершенно нормального, серьёзного собеседника.

— Я понимаю, что вас несколько смущает будничность происходящего. Обычно всякие великие богатства и сокровища связываются с заповедными кладами, хозяйками Медной горы, сюжетами Монте-Кристо. Для человека небогатого получение нескольких миллионов является делом неординарным. В нашей же среде это обыкновеннейшая, скучная рутина. Ежесекундно в мире большого капитала перемещаются гигантские суммы нажатием одной клавиши. Ваши миллионы, уважаемый Ерофей Тимофеевич, это даже не вес мухи и даже не вес крыла её. Пар! Пар от дыхания, который был и рассеялся, простите за сравнения.

— Пар от дыхания мухи?

Раскатистый женский смех донёсся из дальнего угла ресторана. Смех этот живо напомнил Бубенцову лай ведьмы, если её, к примеру, неожиданно сбрызнуть святой водою. Чёрт же, ни на что не обращая внимания, вытащил засаленную записную книжку, открыл её наугад, нашёл свободный от записей угол, ткнул пальцем:

— Вот здесь поставить вашу подпись. Мне формально, для отчёта.

— Нет! — отшатнулся Бубенцов, выставляя вперёд длань, как алкоголик, отказывающийся от рюмки на известном советском плакате.

— Я же не кровью из вены прошу расписаться.

— Нет! — ещё твёрже промычал Ерофей, не разжимая губ.

— От подписи отказался, — добродушно проворчал искуситель, захлопывая книжку. — В прежние времена охотнее расписывались. А теперь унесите это от греха. Смелее, прошу вас! Деньги любят крепкую, уверенную лапу! В этом они, к сожалению, подобны ветреным женщинам. У них капризный, переменчивый нрав.

Ногой подпихнул сумку в направлении Бубенцова.

— Нет! — закричал Бубенцов, вскакивая. — На них... Кровь!

— А-а! Вот оно в чём дело! Как это я сразу не сообразил! «Ограбление сбербанка в Сокольниках»! То была шутка. Психологический этюд. Не мог себе отказать. Называется «направить лоха по ложному следу»... Успокойтесь же, наконец! Я, кажется, в пылу спора не представился.

Поднялся, приложил руку к груди, церемонно поклонился. Бубенцов так же медленно опустился на сиденье. Со стороны могло показаться, что они качаются на незримых качелях.

— Моя фамилия Шлягер, — нависая над Ерошкой, застя белый свет, раздельно и веско сказал дьявол. — Адольф Шлягер!

Бубенцов молчал. Задрав голову, с ненавистью и страхом смотрел в близкое, наклонившееся к нему лицо. Собеседник выждал паузу, но, не видя никакой реакции, сел. Вздохнул, вытащил платок, высморкался неторопливо и с достоинством.

— Адольф Шлягер, — повторил он печально. — Это про меня не так давно писали во всех газетах. Умер дядя мой. Вильгельм Бельфегор, остзейский барон. Но оставил не три миллиарда, тут журналисты прилгнули. О чём бишь я? Да... Деньги не приносят счастья. А уж тем паче бессмертия. Увы... Впрочем, вы сами скоро убедитесь.

Бубенцов молчал.

— Ничто так не облегчает душу покойного, — продолжал Адольф Шлягер, — как поданная за него милостыня. Так что не отказывайтесь. Это вам, как человеку нищему, остро нуждающемуся, милостыня от покойного богача. А вы тут нафантазировали. Стыдно!

Всё это произносилось самым скорбным тоном, но таилась под спудом такая явная насмешка, что Бубенцова всего аж передёрнуло.

— Да-да, стыдно и зазорно! — строго повторил демон, заметив это передёргивание. — Но чтобы уж окончательно развеять ваши сомнения...

Тут Шлягер проворно слазил во внутренний карман, вытащил свёрнутую в трубочку бумагу с зелёными разводами, с какой-то даже приклеенной разноцветной канителью и красной кисточкой. Ловко развернул, сунул в безвольную ладонь Бубенцова свиток с золотыми гербовыми печатями:

— Вот. Читайте. Вслух читайте. Прошу вас.

Ерошка дрожащей рукой развернул бумагу.

— «Я, Бубенцов Ерофей Тимофеевич, — тихо и обречённо читал он, точно произносил собственный приговор, — получил в безвозмездный дар... от Шлягера Адольфа...»

Шлягер снова пнул сумку.

«Откуда он? В первый раз меня видит! А фамилию-то знал заранее! Истинный чёрт!..»

Тоскливый стон вырвался из горла Бубенцова.

— Благодарю за соболезнования. Дядя мой, Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд Бельфегор, был бы тронут до глубины души, — кривлялся Шлягер. — Забирайте. На добрые дела. Впрочем, на ваше усмотрение. Можете использовать и во зло. Тут я не вправе ограничивать вашей свободы. Но умоляю, не забывайте ваш сегодняшний спор с достопочтенным Тарасом Поросюком!

Снова налил водки в большой фужер, выпил залпом, запрокинув голову и громко глыкая. Веки его почти сомкнулись, но в тёмном прищуре сверкнули внимательные, умные искры.

Ах, кабы не нужны были Ерошке Бубенцову эти проклятые деньги! Совсем иной разговор был бы у него! Стал бы он так унижаться! Стал бы он позволять ставить над собою такие эксперименты! Но ведь деньги нужны были ему позарез! И именно большие деньги.