Императив. Беседы в Лясках - [74]

И это касается также истории. В истории тоже есть тайны и есть вещи, которых мы никогда не поймем, и надо хотя бы внимательно наблюдать, что там произошло. Когда что-то рухнуло — не думать, что мы объясним методом детерминизма, что это было необходимо. Глупо рассуждал Энгельс, утверждая, что если бы не родился Наполеон, кто-то другой сыграл бы такую же роль. Нет, это неправда. Не было бы Наполеона, и, возможно, человечество пошло бы в другом направлении. А почему молодой Наполеон, который простудился и заболел, не умер — этого мы тоже не поймем. Так что более скромный подход — это более реалистичный, более разумный подход. Разум сейчас подсказывает скромность. А отсутствие разума — это самоуверенность, мы уверены, что мы правы, что мы все знаем или будем знать. Лучше подумать: мы никогда очень важные вещи знать не будем, мы будем стремиться, но правда — как горизонт: она отдаляется.

— Кстати о скромности. Уоррен Баффет ездит на старенькой машине, многие миллиардеры одеваются дешево. Вы говорили о своих родственниках…

— Ну, это такое… Знаете, много говорили, что политики дарили друг другу часы, которые стоят невероятных денег. Но эти часы показывают то же самое время, что и дешевые. И об этом тоже я где-то слышал… Несколько лет назад, когда я был у моих родственников в Италии, я заметил, что у них на руках часы «Swatch». А у них и самолет есть частный, и дворцы, и богатства огромные. Но они мне сказали: знаешь, сейчас это дурной тон — дорогие часы, это выглядит позорно, этого не надо делать, нам это не нравится, люди нашего уровня носят дешевые часы, это и есть быть шикарным. Но вы же знаете, так же раньше рабочий гордился тем, что мог купить джинсы. Конечно, хозяин никогда в джинсах не ходил, только крестьяне и рабочие ходили в джинсах, но начальник в джинсах не ходил. А сейчас начальник покупает новые джинсы и делает себе дырки или покупает с дырками, чтобы выглядело, что они старые. Это тоже такой второй уровень обмана. В Китае мне студенты поставили великолепный вопрос. Я к ним приехал читать лекцию и просил, чтобы они ставили простые вопросы, а они меня спросили: а вы загорели на солнце — вы этим гордитесь или вам стыдно? И пришлось мне объяснять, какое значение для европейской культуры имеет загар. В XIX веке, если женщина загорела, значит она крестьянка, это было позорно. И все носили зонтики от солнца и вуаль, чтобы только не загореть. Но когда с середины века миллионы крестьянок пошли на заводы работать и с белой кожей выходили после 10–12 часов работы, тогда дамы начали выходить на солнце, чтобы показать всем, что они не работают, могут лежать на солнце. Длинные ногти — это тоже доказательство, что я ничем не занимаюсь, что у меня служанка. И я помню, когда с Катей Васильевой, русской актрисой, мы готовили пьесу в период перестройки, была такая нищета, а она должна была играть даму, она мне сказала: Кшиштоф, как мне играть даму, если я с 6 часов утра в очереди за молоком, потом в переполненном троллейбусе еду на репетицию, какая я дама? И я ей привез искусственные ногти, мы их приклеили, и я сказал: вернись домой и увидишь. На следующий день она приехала и уже все поняла: я не могла войти в дом, я не могла открыть замок, звонила соседу, чтобы он открыл моим ключом — с такими ногтями даже ключом не откроешь. Ты так себя чувствуешь, когда тебе нужна служанка. Ты не можешь себе чай подогреть, всего не можешь, и тогда узнаёшь, как живет богатая дама и о чем она думает.

^{С Екатериной Васильевой, 1991 г.}

Но это все — язык, который выражает постоянное желание людей быть лучше других. Только мы должны определить, в каком конкурсе мы участвуем. И у святого Павла, апостола, есть это красивое предложение, что я в хорошем соревновании принимал участие. И это вопрос к любому из нас — в каком соревновании я принимаю участие. Если это соревнование, у кого более дорогие часы, — это глупое соревнование, это духовная бедность, зачем о таком заботиться. А если я забочусь о том, что после меня останется, как я в моей жизни повлиял на мир — это хороший конкурс, если я могу сказать, что что-то оставил, может быть, кого-то к чему-то доброму направил. Это уже хорошее соревнование. Без соревнования говорить, что ничего ни с чем сравнивать нельзя, — это уже постмодернизм, это тоже пустота, это глупость. Важно организовать хорошее соревнование. Потому что соревнование, кто богаче, кто носит брендовую одежду, которую на самом деле люди элегантные не носят, — надо иметь своего портного, а готовую одежду отдать служанке, чтобы она не выглядела плохо, и новые сапоги несколько дней должен лакей поносить. Знаете, это все из XIX века. В принципе, чтобы не делать вид, что я участвую в дурном соревновании. А соревнование на богатство — это дурное соревнование.

— И еще один вопрос по поводу соревнования. Вот каскадер рискует своей жизнью ради денег и славы, альпинист ради славы и острых ощущений, он жертвует, может быть, своим здоровьем. Спортсмен, который не в олимпийском спорте, а в профессиональном, зарабатывает огромные деньги. Сейчас в профессиональном спорте также запрещен допинг. Но по сути этот человек рискует своим здоровьем ради денег и славы. Эта ситуация ничем не отличается от альпиниста или каскадера.